Сибирские огни, 2004, № 6

ВИОРЭЛЬ ЛОМОВ АРХИВ Через два года зимой Георгий получил телеграмму: «Малыш заболел пневмо­ нией я в отчаянии Софья». Собрав, какие мог, лекарства, он в тот же день сел на поезд, но опоздал. Софья была безутешна. Эта потеря окончательно выбила у нее почву из-под ног. Георгий пробыл у Джания десять дней. На десятый день Софья объявила о том, что ровно через месяц уходит в женский монастырь. Анвар ушел за кордон, и о нем не было ни слуху ни духу. Вахтанг проводил Георгия на вокзал, и там, напившись, с таким восторгом тис­ кал его на прощание, что у него после этого два дня болели ребра. XXIII В 1930 году неожиданно приехала Софья. Когда Суворов на стук открыл дверь и от потрясения сделал шаг назад, Софья осталась стоять в дверях с чемоданом в руке. Суворов не мог отвести взгляда от лица Софьи, но чемодан так и лез своим черным углом в глаза! Несколько секунд они молчали. Пытливо взглянув на Георгия Никола­ евича, Софья сказала: — Я ушла оттуда, — и, потопав ногами о пол, отряхивая налипший снег, зашла в комнату. Откуда оттуда, подумал Суворов, из монастыря или еще откуда? В последний раз он видел ее (вернее, слышал) пять лет назад, когда специально поехал повидаться с ней. К нему она не вышла. И его не впустили к ней. Почему, он тогда так и не понял. Она стояла по ту сторону ворот, он по эту. И говорили о погоде и Божьем Царстве. Говорили целую четверть часа. Эти четверть часа забрали у него полжизни. Георгий вечером в первый раз до полусмерти напился грузинским вином, чему Вахтанг был несказанно рад. Ему, как всякому радушному грузину, чрезвычайно льстило сперва накачать дорогого гостя до потери чувств, а потом откачивать, чтобы эти чувства вернуть. Подобная процедура, как минимум, в два раза повышает цену чувствам. Суворов позже пытался вспомнить еще что-то из той поры, но почему-то вспо­ минался другой храм, старец в фиолетовой епитрахили с галунными крестами, со свечой в левой руке, и больше ничего. — Располагайся, — Суворов помог снять гостье пальто и стал хлопотать по хозяйству. Оно у него располагалось на десяти квадратных метрах и, если вычесть кровать, стол и шкаф с одеждой и книгами, доставляло, соответственно, три квадрат­ ных метра хлопот. Софья открыла чемодан и стала доставать вещи. — Не возражаешь, я остановлюсь у тебя на время? У тебя ведь так никого и нет? — Никого. А ты кого имеешь в виду? — Ту, которой нет, — серьезно сказала Софья. Георгий поразился перемене, произошедшей с ней. Софья напомнила ту пова­ ленную сосну из радостного сна под Волоколамском. Жизненных соков не осталось в ней. — Холостяк, значит, — оценила она его скромное жилище. — Что так? Георгий еще больше стал похож на Лавра, и Софье казалось, что она разговари­ вает с ним. — Я, Софи, — (Софья вздрогнула), — весь в науке. Вот занялся докторской. Наука и семья две вещи несовместные. Софья взглянула на кровать и сказала: — Мы на ней расположимся валетиком. Как тогда, — она вдруг присела и поша­ рила рукой под кроватью, наклонилась и посмотрела туда. — Пусто, — вздохнула она, — и много пыли. Суворов помялся и пробормотал: — Да, пыль, некогда, все такое... Его озадачил и сам приезд Софьи, и еще больше ее поведение. Это была совсем не прежняя Софья! Он по-прежнему чувствовал к ней нежность, но к нежности примешалась досада не досада, а легкое недоумение. Он не знал, что и подумать. Восемь истекших лет приучили его к методическому, кропотливому труду и совер­ шенно отучили от дамского общества и от капризов дам. В этом году он несколько раз встречался с одной институтской дамой, но у той в голове был вихрь, от которого Суворов уставал. — У меня сегодня день рождения, — сказала Софья. 54