Сибирские огни, 2004, № 6

наукой, имели результативные гуманисти­ ческие последствия не только в своей этни­ ческой среде, но и среди приезжего населе­ ния Сибири. Следует отметить, что для осознания эстетической ценности культурного насле­ дия необходим достаточно развитый уровень художественного мышления. Если абориген­ ные народы, воспитанные в традиционной культуре, воспринимают его достаточно органично, то для европейского глаза нужна определенная подготовка, отказ от академи­ ческих стереотипов. Однако здесь само вре­ мя подвело к пониманию древней красоты, поскольку в конце XX века изобразительное искусство, освободившись от догм социали­ стического реализма, в поисках новых средств выразительности повернулось к изу­ чению и освоению своего сибирского худо­ жественного наследия. Задача же синтеза европейской культу­ ры с азиатскими корнями на самом деле до­ статочно сложная. Тем не менее, как это ни покажется странным, но первобытная арха­ ика вполне естественно влилась в искусство конца 2 -го — начала 3-го тысячелетия, по­ скольку какие-то самые общие законы фор­ мообразования древней изобразительности оказались привлекательны современному неакадемическому мышлению. Достаточно органично западные и восточные традиции претворяются у алтайцев И. Ортонулова, В. Тебекова и А. Укачина, у тувинцев В. Хова- лыг и Ч. Монгуш, у хакаса В. Кызласова и многих других. И как поначалу нацио­ нальные художники, так и теперь русские мастера — томич С. Лазарев, красноярец Н. Рыбаков, С. Дыков из Горно-Алтайска и дру­ гие стали воспринимать художественное на­ следие земли, на которой они живут, как ак­ туальное и потенциально глубокое явление. Возник даже специальный термин — архео- арт по отношению к искусству, в котором прорабатываются архаические мотивы. Од­ нако археоарт, подчеркивая исторический вектор, не отражает всей глубины современ­ ного творческого процесса, охватывающего не только чисто изобразительную сторону, не только проблемы стиля, но и тяготение к мифопоэтическим образам, к традициям национального художественного мышления. В этой перекличке прошлого и настоящего современные мастера находят для себя осо­ бо вдохновляющие темы. Гуманитарные исследования сибирских народов начались давно, однако еще и в на­ чале XX века художественная мысль не по­ дошла к тому, чтобы оценить во всей полно­ те богатство и своеобразие их изобразитель­ ного фольклора. Тем не менее, начиная с 1910-х годов, у деятелей культуры становит­ ся все более заметным интерес к художе­ ственному наследию Сибири. Со всей ост­ ротой проблема его эстетического освоения будет обсуждаться позднее, спустя два де­ сятка лет — как проблема «сибирского сти­ ля» — на конференции художников «Новой Сибири» в 1927 году. Но прежде чем родил­ ся художественный интерес к Сибири со сто­ роны Запада, еще ранее сформировалось встречное движение. Оно было столь нео­ жиданным, что его национальное своеобра­ зие, элементы синтеза культур не были в дол­ жной мере поняты, а приняты как свое, тем более что заговорило оно на привычном язы­ ке русской реалистической школы. Случи­ лось это событие на выставке произведений Григория Ивановича Чорос-Гуркина под названием «Природа и жизнь Алтая» в 1907 году в Томске. Выставка имела огромный успех и сра­ зу выдвинула его в ряды первых мастеров кисти Сибири. «Гвоздем» выставки было, несомненно, большое полотно «Хан-Алтай». Как и многие другие последующие критики, томская художница Л.П. Базанова отмечала заслуги Гуркина в создании достоверного сибирского пейзажа. Да, это было действи­ тельно так, хотя его искусство и замысел «Хан Алтая» не сводились только к этой узко понимаемой задаче, над которой трудились в то время и многие русские художники. Все три главных «героя» картины: Хан- Алтай, кедр, орел обладают необычайно емким этнокультурным содержанием. Вос­ станавливая его многозначную символику, можно значительно расширить понимание пейзажного образа, ощутить его нацио­ нальную специфику. Восприятие очеловечен­ ного кедра и орла — в древности типичного тотема и культурного героя, помощника ша­ мана — идет от визуально-достоверных изоб­ ражений к своим мифопоэтическим образам. Облик Хан-Алтая не имеет явных видимых очертаний и узнается с помощью поэтичес­ кой метафоры, которая широко известна в народной лирике: «Треуголен ты, Хан-Алтай, когда взглянешь на тебя с высоты». Таким ри­ сует воображение алтайцев этого, берущего свое начало с древнейшего культа гор, вер­ ховного духа Алтая. Гуркин непосредствен­ но следует общепринятому иносказанию и пишет Хан-Алтая в виде могучих гор, своим рисунком напоминающих треугольники. Произведение Гуркина существует как бы в двух временных срезах, в двух плоско­ стях восприятия. Одно — реалистическое, соответствующее современному материа­ листическому видению природы, другое — анимистическое, идущее из глубины веков. Важная особенность «Хан-Алтая», идущая от национального мировосприятия, состоит в том, что в нем эти образы полифункцио- нальны. Они не лишены конкретного, реаль­ ного содержания и в то же время выступают в роли условных символов в той же мере 216