Сибирские огни, 2004, № 6

аморальны, в меру безразмерны — в об­ щем, современны. Слово, вообще-то, по от­ ношению к литературе ругательное. То есть разрешающее ругаться. «И гордиться шта­ нами на лямках», — проводил я глазами пос­ леднюю строку этой кривляющейся подбор­ ки. Рассказ «Любоф» Нины Горлановой, соавтора В. Букура по знаменитому «Рома­ ну воспитания». В героях здесь ходит инфан­ тильная девица Варя, естественно, пермяч­ ка, как и сама автор. Но больше запоминает­ ся постоянная усмешка повествователя, до­ ходящая до насмешки над простонародьем. На том и построен этот рассказ на чеховс­ кий сюжет «попрыгуньи». У Чехова, конеч­ но, лучше. А так рассказ хороший. ГЛАВА7,вкоторойавтор невыдерживаетвыбраннойроли И тут я словно проснулся. Не довольно ли корпеть над «Знаменем», если им нельзя ознаменовать успехи нынешней литературы и водрузить над кипами книг и журналов в знак победы? Но кого над кем? С. Чуприни- на над А. Прохановым и Д. Ольшанским («как и положено либералу», он проявляет к ним «преизрядную снисходительность» — уверенность сильного или похвальба?) в ста­ тье «Свободные радикалы»? Москвичей над провинциалами (если уж свои «малодаро­ виты», то что уж тогда другие — так и вопиет между строк статьи)? Книги над «толстым» журналом («Биг-бит», «Искренне ваш Шу­ рик» свежие примеры упреждающего вы­ хода произведений книгой и запаздывающе­ го — в журнале)? Короткомыслия над чест­ ной, додуманной до конца — до нравствен­ ного итога — мысли? Если так много вопросов к авторам «Знамени», то вряд ли этот журнал может быть во главе литературного процесса. Но кто его может возглавить? А почему обяза­ тельно журнал? Ведь в них ныне — царство эклектики, в зависимости от конкретного номера и пасьянса авторов. Не журнал, а произведение. Н. Иванова в помянутой статье вяло перечислила све­ жие романы А. Кабакова, Н. Климонтовича, В. Попова, А. Дмитриева, М. Вишневецкой. И вдруг — Валентин Распутин «Дочь Ивана, мать Ивана». Уверен, что если и брала кри­ тикесса в руки №11 «Нашего современни­ ка» за прошлый год, то, наверное, по Мая­ ковскому: «Берет — как бомбу, берет — как ежа, как бритву обоюдоострую, как грему­ чую в двадцать жал змею двухметроворос- тую». Ведь отчаявшаяся Тамара Ивановна у Распутина стреляет не просто в какого-то кав­ казца, не просто в российское правосудие, а во всю систему ценностей, а вернее мерзос­ тей, которую только по ошибке назвали де­ мократической. И не только Тамара Ивановна. Вся мяг­ кая, добрая, мудрая, как его знаменитые ста­ рухи, женская, без углов и резкостей распу­ тинская проза в этом произведении стреляет в своего антипода — из мата, инстинкта и компьютерного вируса сделанную литера­ туру. Это ж надо было довести! Характерная деталь: Тамара Ивановна стреляет в кавказ­ ца сквозь хозяйственную сумку, оружия мы так и не увидим. Будто стреляет не оно, а весь уклад жизни униженных и оскорбленных: «Сумка грохнула выстрелом». Бедность стре­ ляет в сытость. Это страшно, когда убивают не ружья, а сумки. Это приговор. Но Н. Ивановой дороже другие, те, кто пробавляется занимательной арифметикой. Остальные — «телесные метафоры». Вот и оказывается у нее В. Распутин со своей стреляющей правдой жизни между словес­ ной рукодельницей М. Вишневецкой и «за­ бавным и непритязательным» (С. Чупринин) А. Геласимовым. Вот и конец моему короткомыслию. То есть оно, конечно, не мое, а Ксанфа. И толь­ ко в том смысле, что в этом дневнике я обя­ зал моего соавтора быть предельно корот­ ким в своих оценках. Ибо сила воздействия произведения на «оценщика» равна «силе» и размеру этой оценки. Возможно и не уда­ лось нам двоим до конца воплотиться в лите­ ратурный динамометр. А может, и не оце­ нили мы всей меры «иноприродности» но­ вой литературы, не случайно прозванной кем-то «другой». В надежде предпринять вскоре еще одно «плавание» по литератур­ ным морям, и позволю себе закончить этот обзор. А вдруг в следующий раз повезет больше?