Сибирские огни, 2004, № 6

еще и о психопрактиках тоталитарных сект, а попросту зомбировании. Не зря на заре сво­ ей литературной деятельности ВОП въедли­ во изучал приемы зомбификации в язычес­ ких религиях вуду на Ямайке (см. «День и ночь», 1994, №1). Итог подвел, извините, пре­ дисловие к статьям Е. Прониной и М. Свер­ длова написал И. Шайтанов, где в очеред­ ной раз сказал о хрестоматийных уже ве­ щах: образах компьютерной графики у пи­ сателя, о вредоносных вирусах, которые он поселяет в сознании читателя. А вот еще А. Генис писал... Стоп, хватит. Не заметил, как сам втя­ нулся во всю эту пелевинщину. Хотя изу­ чать ее надо — уж очень характерна она для всей «передовой» нынешней прозы. Но, каюсь, пока что она остается для меня темной, при всей ее кажущейся легкости и доступности. Вот так, хотел понять, в чем прогрессив­ ность прозы ВОП, а нашел в ней какую-то прогрессирующую болезнь сознания. А мо­ жет, я сам болен этим, как его, «фальшивым патриотизмом», о котором так талантливо написала Н. Иванова в своей статье. «Либе­ рал, — пишет она, — свободен, способен на сокрушительную критику своего либерализ­ ма». А «фальшивый патриот» имеет право «только восхищаться своим узким «патрио­ тизмом», ничего не видящий вокруг, не спо­ собный ни к какой критике. Критика здесь под строгим запретом. Шаг влево, шаг вправо — равняется побегу. Даже задуматься над своей правотой\ неправотой здесь никто не имеет права». Главным критерием свободной мыс­ ли остается свобода, «а не сохранение status quo», как у «патриотов». Конечно, это же так «узко» и ретроград­ но «восхищаться» вечными ценностями под­ линно человеческой литературы — добром, благородством, любовью, красотой. Куда шире, умнее, либеральнее забрести извилис­ той тропкой в трясину зла, чтобы там «заду­ маться» обо всем хорошем. Но только поздно будет: защекочет кикимора, застращает какой- нибудь змей подколодный, заставив покло­ ниться фаллическому идолу и заодно уж блуд­ нице Вавилонской. Как короток все же путь ко злу, несмотря на кажущуюся его беско­ нечность! Коротка также и любая мысль о зле, которая так любит зачаровать и соблаз­ нить внешней ученостью. Нет, все же трудно возражать либера­ лам — неизбежно сбиваешься на патетику, ораторство, поучение. Понятно теперь, как нелегко было Гоголю, написавшему свои «Выбранные места». Однако он заслужил на них право, выстрадал их «Шинелью» и «Мер­ твыми душами». «Чтобы хорошо писать — страдать надо, страдать», — говорил Досто­ евский еще в 1880 году юному Д. Мережков­ скому, пришедшему к нему со своими деко­ ративными стихами. А страдают ли в «Зна­ мени» так, чтобы написать хотя бы что-то отдаленно близкое, скажем, «Шинели». Едва ли. Вот и тот же роман «Биг-бит», о котором мы уже успели подзабыть (№8 «Знамени»), Заканчивает его Ю. Арабов вроде бы покая­ нием уже взрослого Фета-Фетисова, но как же оно случайно, немногословно: «Это биг­ бит сделал из России пустыню». Правильно. Но он сделал ее и из Фета, который побывал таки у «битлов» — фактически или вирту­ ально, пояснений от автора уже не добьешь­ ся (вот она, пелевинская школа!). И как по­ нимать его слова — «Сейчас никому ничего не хочется. Потому и искусства нет» — при­ говором современности или разочаровани­ ем в грехах молодости, непонятно. Потому что двусмысленно. Потому что нет прямой дороги к истине, а окольная все-таки застав­ ляет написать «роман-мартиролог» о «мер­ твых душах» прошлого в назидание «мерт­ вым душам» настоящего. ГЛАВА6,вкоторойавтор чрезвычайноспешит Есть ли еще что-то интересное в № 8 ? О, да, это стихи Геннадия Русакова. Но не про­ должение «Разговоров с Богом», а «Стихи к Татьяне». Уже первые строки заворажива­ ют: «Это осень, Татьяна, и больше не надо резоновА Ты шатнулась в окошке — и на полсудьбы не со мной...». Да, настоящий поэт, обращаясь к своей жене Татьяне, все равно говорит с Богом, как с солнцем. На меньшее не согласен, для него убогое корот- комыслие, самообнюхивание — тени само­ го себя. Заслоняющие солнце, сиречь лю­ бовь. «Свернули дни к продавленному на­ сту,\ к смеженью солнц, трудам, Экклезиас­ ту,\ к пахучей темноте твоих волос...». Это стихи-лучи -— к солнцу, к сердцу, к следую­ щей строке, строфе и дальше, выстраиваясь в лестницу к небу. Но и вширь — и это уже эпос, ибо настоящие стихи — всегда эпос, независимо от объема, поскольку чужды пустоте, стоящей на страже эгоизма. Вячеслав Пьецух. Ну тут эпоса не дож­ дешься. Это давно известно, еще со времен «Новой московской философии» и «Цент- рально-Ермолаевской войны» до недавних «Русских анекдотов». Вот и рассказ хоть и называется «Деревня как модель мира», а от одной сноски уже становится тошно: «Де­ ревенский дурачок. ...Этому подвиду рус­ ского человека мы обязаны очень многим: юродивые у нас создали национальную куль­ туру, изобретали средства межпланетного сообщения...». И откуда такая нежная, пат­ риотическая любовь к дурачкам? Не иначе, как от короткомыслия. Да и пишет вроде глад­ ко, а гадко. 196