Сибирские огни, 2004, № 6

одну из главок «Память не должна быть ко­ роткой». А сам, укладываясь в одну странич­ ку, берется разом решить сложнейшую про­ блему начала фашистской агрессии июня 1941 года. Будто не было тогда у нас своих Лазаревых в политике, дипломатии, армии, разведке, только числом поболее, умом подлиннее. Ну и, конечно, Сталин, на кото­ рого короткомыслы привыкли сваливать все, до чего лень додуматься самим. Ну а раз попал автор в накатанную колею нарочито­ го прочтения истории, то замелькали у него в основном «однобокие» фамилии: Л. Арн- штам, Д. Самойлов, Н. Шмелев, Б. Слуцкий, М. Гефтер. И события 50-70-х годов предста­ ют глазами одного из детей не лейтенанта Шмидта, а «детей XX съезда». Скучно. До впечатления анахронизма. Явно не хватает «второй половинки» прав­ ды. Доберусь ли в своем дневнике до «На­ шего современника», чтобы совместить две линзы в один бинокль (по)длинного зрения? Попробую. Но и бросать то, что начал, тоже нельзя. Тем более, что на очереди в №8 пе­ реписка Д. Самойлова с Л. Чуковской. Чте­ ние невероятное, мысли бурлят и восстают. Чтобы не заводиться и не морализировать попусту, просто процитирую Д. Самойлова: «Я долго приучал себя полюбить этого пи­ сателя (М. Пришвина. — В.Я). Да так и не полюбил. Убил он в себе писателя своею любовью к природе. Правда, любовь была вынужденная». Сразу видно поэта: «любил — убил», приучал — вынуждал». Рифма ведь все стерпит. Цитирую дальше: «Чичи- бабина знаю давно и люблю. Но в больших дозах он выглядит однообразно. Остальное — либо недокисшее, как Лиснянская, либо перекисшее, как Ахмадулина, либо авангар­ дно-невразумительное, либо ретроградно- пережеванное». Что, оказывается, можно написать, если не «приучать» себя любить кого-то! Сразу видно, что в Д. Самойлове тут одно «я» автора «Горсти» начинает бороть­ ся с другим «я» — рядового читателя. А вот кто из них пресытился современной поэзи­ ей до степени прокисания, не очень ясно. Дальше: «Насчет «Москва — Петушки» (по­ эма Вен. Ерофеева. — В.Я.) не согласен. Это прекрасная, чистейшая, благороднейшая проза. Живая классика. Вы просто не терпи­ те запах алкоголя». Но этот запах не терпит и вся наша честная литература, обязанная сво­ ей чистотой классике. Можно ли представить, чтобы Достоевский написал «Преступление и наказание», опившись «розового крепко­ го за рупь тридцать семь» или коктейля «Сле­ зы комсомолки» (денатурат + вербена с оде­ колоном «Лесная вода» + лак для ногтей + зубной элексир + лимонад)? Это только о Пушкине «говорили в соседних губерниях», он «хлоп стакан, другой, третий — и уж нач­ нет писать» (письмо Пушкина жене 11 ок­ тября 1833 г.). Как Хлестаков у Гоголя. Зна­ чит, запах алкоголя, вполне вероятно, свя­ зан в литературе только с хлестаковщиной, а не с благородством. Еще одна цитата: «Из славянофилов получились хулиганы, а из за­ падников люди моды... Пора разумным людям соединить два проекта — Сахарова и Солженицына». Почти как «Знамя» и «Наш современник». Это ли не хлестаковщина? Лучше уж соединять стихи и прозу, как в одноименном стихотворении самого Д. Самойлова, где он «начало русской прозы» видит в соединении Ломоносова и Пушки­ на: «...И сочинителей российских мучит\ Сознанье пользы и мужицкий бунт». Будем считать, что нелепая идея соединить Саха­ рова и Солженицына произошла по анало­ гии с Ломоносовым и Пушкиным. Пусть и пародийной. Название статьи Николая Работнова «Постный модернизм» скорее озадачивает, чем воодушевляет. «Постный» — в этом сло­ ве слышатся ведь и православное «пост», и нечто религиозное вообще, с оттенком схо­ ластики и скуки. Может ли быть что-то по­ добное в клятом и заклятом постмодерниз­ ме? Оказывается, может. Отмеченные авто­ ром безумие, бессмысленность, бессодер­ жательность — это и есть триипостасное божество, религия современных поэтов. И оно, увы, поощряется некоторыми критика­ ми. Но если в модернизме эти понятия были служением, жертвой на алтарь искусства, то сейчас это всего лишь симуляция, а у крити­ ков — «стимуляция симуляции». Казалось бы, суровую критику наводит Н. Работнов, хоть и на одного лишь поэта Н. Кононова, да еще нескольких критиков (И. Служевская, С. Бирюков, Д. Бавильский). Однако далее он не выдерживает тона и, допуская воз­ можность употребления в поэзии «крепко­ го, соленого словца», т.е. мата, просит того же Н. Кононова, чтобы оно у него «не сво­ дилось к примитивной ругани». Таков, представьте, итог статьи. Если не считать, что, может быть, подлинный итог Н. Работ­ нов спрятал в цитате из другой статьи — А. Алехина: «Скучноватость стихов — верный признак любительщины... Такой вот пара­ докс: профессиональная поэзия обращена к непрофессиональному читателю». Но и тут вместо итога — игра словами, за которой прячется признание в беспардонной симу­ ляции модернизма — литературы, кстати, далеко не эталонной, баловавшейся «чис­ тым» искусством. И вновь перед угрозой (само)разоблачения модернисты-имитато- ры, «постные» или обыкновенные, повора­ чивают вспять, укорачивая свои мысли, пря­ чась за частности и уточнения в перебран­ ках с себе подобными. 13 заказ №236 193