Сибирские огни, 2004, № 6

Бронтой БЕДЮ РОВ О БОРИСЕ УКАЧИНЕ Горько, трудно и душевно тяжело говорить о Борисе Укачине в прошедшем времени. Это не привычно осознавать — ушёл. Почти невозможно свыкнуться с этой мыслью. Мне кажется, что он все еще с нами, потому что с его жизнью, с его личностью, с его творческой и общественной деятельностью связана целая эпоха не только в литературе Алтая, но эпоха в жизни нашего народа. А если брать мою судьбу, то с Борисом Укачиным связана накрепко большая часть моей собственной жизни. Многие десятилетия мы прошли бок о бок, трудились вместе, был и момент соревновательности, плодотворной соревновательности. Укачин был первым и, оказалось, что главным поэтом, который обратил на меня внимание, когда я еще ходил под стол пешком. Он приезжал в мое родовое село Куладу, а это недалеко, если прямо через хребет, от его родной деревни Каярлык. Кулада и Каярлык всегда были между собой связаны многими видимыми и невидимыми нитями, узами родства, близкими человеческими отношениями, лини­ ями перекрёстных браков и т.д. Поэтому для Укачина Кулада тоже была родиной. Он приехал к нам в село в 1963 году, бывал и раньше, но я этого не помню, но родичи рассказывали да и сам в более поздние годы он мне говорил, более того, у кого-то даже сохранилась плёнка, он работал на радио и записал меня как школьника начальных классов. Этого в памяти не осталось. Но потом, когда я спустился с гор, как и все мы, родившиеся и выросшие в аилах, поступил в национальную школу, я с Укачиным познакомился воочию. Именно по­ знакомился, потому что к этому времени Укачин был уже достаточно известен, его голос звучал в радиоприёмнике, я его слышал в Куладе у тётушки Тадыл, замечатель­ ной песеннице и сказочнице, великой труженице, которая была сестрой Укачина и в одиночку воспитывала своих сыновей. Укачин, разумеется, часто бывал у своих пле­ мянников. В летнее время это было конечно в юрте, возле очага, под оживлённые разговоры, арачку тётушки Тадыл, смех, песни и веселье. А зимой это происходило у камелька, темными вечерами звучали сказки и легенды, и разные поучительные истории. Вот так Укачин органично, с детства вошёл в моё сознание. Потом, в пору моего взросления, Укачин не оставлял меня своей опекой. И уже когда я был студентом Литературного института им. А.М. Горького, Укачин реко­ мендовал меня в члены Союза писателей. Это произошло в 1971 году. Особенно приятно и для меня ценно, что имя Укачина стоит в ряду таких моих рекомендателей как Ярослав Смеляков и Лев Ошанин, руководитель моего поэтического семинара в Литинституте. У меня было тогда право выбора, я бы мог к любому из наших наци­ ональных поэтов обратиться, поскольку уже зарекомендовал себя своим дебютом в Москве, однако уже тогда было очевидно, насколько выделяется талант Укачина в ряду поэтов Алтая, широко публиковавшихся и в «Сибирских огнях», и в московских журналах и издательствах. Всего четыре года прошло к тому времени после выхода в Москве его замечательной книги «Ветка горного кедра», но имя его было уже изве­ стно и высоко ценилось в Москве, следовательно — в стране. Именно эта книга ознаменовала выход алтайской литературы на всесоюзную арену, книга сложилась в ходе его учёбы в Литинституте и легла в основу его дипломной работы. Это было начало, очень мощное начало. Таким образом, Укачиным был совершён своеобразный прорыв, значение ли­ тературы Алтая к тому времени уже стало ощутимо, почву для этого подготовили первые три выпускника Литинститута — Адаров, Кокышев и Палкин, но их книги, получившие хорошую и доброжелательную критику, не стали событием масштаба всесоюзного. У Бориса Укачина это получилось органично и вполне. Я поступил в Литинститут в год, когда Укачин его закончил, задача передо мной стояла не из простых, я должен был вести себя в общежитии, в быту прямо противо­ положным образом, нежели Укачин. Потому что образ весёлого, удалого и вольного алтайца уже был создан. Мне пришлось, чтобы оставаться собой, этот образ кор­ ректировать. Но, по правде сказать, Укачин продолжал наезжать к нам в Литинститут, где его все помнили и принимали с радостью, и любили. Надо сказать, было за что, обаяние было сильное, нрав и манера вести разговор — подкупающие. Общежитие приходи­ ло в движение, когда он приезжал, потому что это означало недельное веселье.