Сибирские огни, 2004, № 6

ИВАН КУДИНОВ ЖЩ ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ НИКОЛАЯ ЯДРИНЦЕВА тому и семейная обстановка. Дома богатая библиотека. «Отец мой отличался умом и любил литературу... выписывал все новые книги. Мать была в эту пору с романтическими наклон­ ностями и с расположением к мечтательности... в этой женщине тридцати лет, прекрасной, светской и даже сентиментальной, едва ли кто мог угадать ту девочку, чье детство протекало среди обстановки крепостных крестьян». И вдруг, как гром с ясного неба, несчастье обрушивается на семью. Осенью 1858 года внезапноумирает отец. Большое горе как быразом обрываетзолотое детство, заставляя Нико­ лая уже другими, взрослыми глазами смотреть на жизнь. Но беда в одиночкуне ходит. Два года спустя Ядринцев отправляется вПетербург поступать в университет. Февронья Васильевна сопровождает сына, полагая личным участием помочь ему на первых порах. Однако, едва доехав до Петербурга, тяжело заболевает— и вскоре умирает от брюшной горячки. Ядринцев остается один. Инапервыхже самостоятельныхшагахдопускает глупуюопро­ метчивость. После смерти матери осталась довольно внушительная по тем временам сумма денег— около восьми тысяч рублей. Жить, как говорится, можно припеваючи. Но восемнад­ цатилетний студент неожиданно ссужает их едва знакомому гвардейскому офицеру, который обещает выплачивать проценты, а когдакредитор закончитуниверситет— получит всюсумму сполна. «И мы на эти деньги откроем в Сибири типографию и станем издавать сибирский журнал»,— говоритЯдринцев новым своим друзьям, студентам-сибирякам, они его остерега­ ют: смотри, как бы тебя этот гвардеец не надул! Так и случилось. Потанин позже вспоминал: «Оказалось, что деньги были ужасно неудачно помещены, они пропали почти целиком». Пропал и след гвардейца. Итрудно представить, каково бы пришлось Ядринцеву, разом потерявшему все средства, не окажись рядом новых друзей, образовавших тесный кружок сибирского землячества,— Потанина, Шашкова, Павлинова, братьев Черемшанских... Они всячески поддерживали друг друга — словом и хлебом. А вечерами, собираясь вместе, горячо обсуждали идею возрождения Сибири, представляя ее, ныне убогую и забитую, процветающей и богатой, подобно Америке и Австралии, рисуя видным мировым рынком, «царицей Азии». И не забывали о том, что Сибирь уже дала замечательных людей, видных деятелей— таких, как выдающийся врач иркутянин Николай Андреевич Белоголовый, ны­ нешний корреспондент герценовского «Колокола», а в Казанском университете блистал в это время даровитейший сибирский историк тридцатилетний профессор Афанасий Щапов (тот самый Щапов, который вскоре выступит с церковного амвона с пламенной речью в защиту восставших крестьян, и Герцен скажет о нем: «Слабодушным этого поступка назвать нельзя».), в Петербурге же восходила звезда тобольского уроженца Дмитрия Менделеева... Вот тогда-то, на этих земляческих сходках, в пылу жарких товарищеских дебатов, и родилась мысль о сибирском университете, которая сталадля Ядринцева главенствующей на многие годы. Осенью 1861 года в ответ на «половинчатые» реформы по освобождению крестьян происходят студенческие волнения, и сибирское землячество не остается в стороне. Потанин, Шашков и еще несколько человек попадают в Петропавловскую крепость... А Ядринцев, избежав ареста, пишет в это время рецензию на книгу Д. Завалишина «Описание Западной Сибири», касаясь все тех же «больных» вопросов, и предлагает ее братьям Достоевским в журнал «Время». Следующим летом вместе с Потаниным он отправляется «с этнографической целью» по губерниям Западной России, откуда привозит первый свой фельетон «Наша любовь к наро­ ду», навеянный все теми же «половинчатыми» реформами, печатает его в газете В. Курочки­ на «Искра», затем в этой же газете помещает и еще несколько острых статей, становясь посто­ янным автором. Но осенью 1863 года, не возобновляя университетских занятий, вдруг срывается и (вслед за ранее уехавшим Потаниным) возвращается в Сибирь— сначала в Томск, «чтобы передать сестре часть наследства, векселя», а затем в Омск, где его поджидал Потанин, объясняя это одним: «Надо работать». И работает неустанно: проводит литературные вечера, на которых впервые публично говорит о необходимости открытия Сибирского университета, читает лек­ ции обистории Сибирии общественнойжизни сибирских городов, знакомитсяс многими ссыль­ ными поляками (позже ему это аукнется), казачьими офицерами, семинаристами... Однако лекциями сыт не будешь, иЯдринцев устраивается гувернером сына жандарм­ ского полковника Рыкачева; того самого Рыкачева, который спустя полтора года, когда Яд­ ринцев иПотанин (они ктому времени перебрались в Томск) будут арестованы и доставлены обратно в Омск, возглавит следственную комиссию и лично станет допрашивать бывшего учителя своего сына... Удивиложе и потрясло Ядринцева не столько нечаянное «свидание» с полковником, сколькото, что следственная комиссия размещалась в доме, где он, Ядринцев, двадцать три года назад родился, более того, допросы велись в той комнате, которая, судя по давним рассказам родителей, быладетской... Однако обвинения им предъявили не «детские», а дело, названное столь громко— «Об отделении Сибири от России и образовании республи­ ки подобно СоединеннымШтатам», приобрело невиданный размах. Арестованных «сепаратистов», кактогда их называли, свезли из Томска, Иркутска, Крас- j gQ ноярска, Уральска, Москвы, Петербурга— более сорока человек. Процесс наделал шума. О