Сибирские огни, 2004, № 6
был ли другой выход? Наверное, был. Но он счел именно этот выход для себя самым разум ным, скрывая, однако, главную, истинную причину своего столь поспешного решения. Причиной же былаженщина, молодая иобразованная, врач из ТомскаАлександраСеме новна Боголюбская, которую он любил безоглядно, боготворил и от которой, как думал, зави села вся его дальнейшая жизнь. Три года были они знакомы, три года редких встреч и долгих разлук— и вот теперь выпадал жребий снова встретиться и навсегда остаться вместе... Ядринцев этого хотел. И тщательно готовился к отъезду. Потому и путь избрал не прямой, а кружный, прежде решив заехать на Рязанщину, в Большое Село, где в имении родственников жили егодети, пятнадцатилетний сын Лева идевятилетняя дочь Лида— и где шесть лет назад была похоронена женаАделаида Федоровна. НиколайМихайлович прожил в БольшомСеле около двух месяцев, отогревшись рядом с детьми. Да и они, соскучившись по отцовскому теплу, тянулись к нему, будто зеленые ростки к солнышку... Он обещал, как только обустроится в Сибири, тотчас их забрать — и заживут, наконец, они дружной семьей. Он так мечтал об этом!.. Здесь, в Большом Селе, Ядринцев закончил начатое еще год назаддополнение к автоби ографии, поставил точку. И в конце апреля уехал вМоскву, надеясь застать там Потанина, попрощаться — и тогда уж, благославясь, отправляться в Сибирь. твердил он всюдорогу, будто заклинание, строчки давних своих стихов. Шестнадцатого мая он уже был в Тюмени. Молодой историк-сибиревед Петр Голова чев, встретив Ядринцева, был поражен его видом и позже рассказывал: «Он страшно поста рел, осунулся, похудел до неузнаваемости, приобрел крайне болезненный, какой-тожелтова- то-зеленый цвет лица. Его апатичность, вялость я приписал дорожному утомлению...» И странным кажется, что через несколько дней, в Томске, встретившись и проведя три вечера со своим другом известным сибирским писателем Николаем Ивановичем Наумовым, он произвел совершенно иное впечатление. «Он был бодр, свеж, весел», — писал Наумов Потанину. Причина же этой метаморфозы не столь и загадочна. Тотчас же по приезде в Томск Ядринцев отправляется к Боголюбской. О чем они говорили? Сведения об этой встрече очень скупы. Известно лишь одно: Ядринцев отправлялся в Барнаул перекладными, на ло шадях, Александра Семеновна чуть позже— пароходом. Почему не вместе? — наверное, были тому причины. Но, похоже, все складывалось хорошо. Ядринцев воспрянул духом, Надежды снова возвращались к нему. Казалось, жизнь делала крутой поворот. < Но жизнь шла своим чередом. Э Поздней осенью 1842 года — 31 октября по новому стилю— в Омске в семье купца Михаила Яковлевича Ядринцева и его жены Февроньи Васильевны родился первенец, на званный Николаем. Ребенок был слабым, хилым, и родители боялась, что он умрет. Но Коля выжил. А летом следующего года Ядринцевы переезжают в Тобольск. Здесь, в их доме, как позже писал Николай Михайлович, собиралось «лучшее общество города, отец был знаком с декабристами Анненковым, Свистуновым и другими». Спустя четыре года переехали в Тю мень, где отец управлял частными делами по откупам. Жили хорошо. Но и здесь прожили только четыре года, затем новый переезд — теперь уже в Томск. Поселились в большом доме, на Песках, близ Шведской горы и водочного завода. Рядом прекрасный сад, старый, полузаброшенный, в глубине которого вольно росла калина, увитая снизу доверху тугими жгутами дикого хмеля, а высокая хлесткая трава, вперемешку с буйными зарослями папорот ника и дудчатого борщевника, могла скрыть взрослого человека... Узкая и торная тропинка пересекала сад и наискось уходила по склону Шведской горы, огибала овраг и взбегала на вершину к большому казенному кресту, под которым покоился прах томского коменданта Де-Вильнева. Рассказывали, что комендант был человеком исключительной храбрости и вы сочайшего благородства. Коля мысленно рисовал себе его образ, и он выходил у него похо жим то на генерала Багратиона, то на легендарного Дениса Давыдова. «Нет, братцы, нет: полусолдаттот, у кого есть печь с лежанкой...»—шептал Коля. Давыдовские стихи волнова ли, будоражили воображение, и всякий раз, поднимаясь на Шведскую гору, к могиле комен дантаДе-Вильнева, Коля испытывал острое, неизъяснимоежелание бытьтакимже сильным и храбрым, солдатом, а не «полусолдатом»... А вокругдома, в саду, было такое обилие цветов, что даже Февронья Васильевна, натура тонкая и любознательная, не знала всех их поимен но... «Золотое детство, — ностальгически вспоминал Ядринцев. Игры в саду и прочее миновало скоро. Меня отдали в новый пансион для подготовки в гимназию». Вскоре он и поступит в третий гимназический класс. И все идет, как надо. Учится он легко. Способствует Может, в гавани другой Ждет нас счастье и покой... — 2 КУДИНОВ У&Щ ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ НИКОЛАЯ ЯДРИНЦЕВА
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2