Сибирские огни, 2004, № 6

Иван КУДИНОВ ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ НИКОЛАЯ ЯДРИНЦЕВА О ч е р к 1 Весной 1894 года Ядринцев уезжал в Барнаул, где по самоличной просьбе начальника Алтайского округаБолдырева должен был возглавить вновь созданный статистический отдел. Выбор пал на него не случайно, и генерал этого не скрывал: «Ваш авторитет, НиколайМихай­ лович, неоспоримый. Сибирь любит вас иждет. А в Барнауле большое дело затевается». И хотя статистика менее всего занимала в то время Ядринцева, согласился он без долгих колебаний, несколько даже поспешно, да и что могло держать его в Петербурге? Холодная комната вдоме Пале-Рояль, где коротал он свое одиночество? Или журнальные связи, необ­ ходимые всякому пишущему? Но таковые в последнее время заметно ослабли, а то и вовсе оборвались, усугубляя и без того шаткое положение... Несколько месяцев назадЯдринцев побывал в Америке— присматривался, сопоставлял, особенно скрупулезно изучая постановку переселенческих дел в северных штатах, и уяснил для себя твердо: американцы, как никто другой, понимают выгоду свободной колонизации; в то время как для российского Востока— это больной вопрос, и Николай Михайлович, едва вернувшись, засел за статью, однако материал оказался столь глубок и обширен, что написать пришлось не одну, а несколько статей, в которых он горячо и решительно выступал против «трех китов», пожиравших немалые силы Сибири. Прежде всего— штрафная колонизация (в отличие отсвободной американской), во-вторых, экономическое давление метрополии— везут из Сибири пушнину да золото, а взамен отдаютдеревянные ложки; и, в-третьих, поголовное бегство молодой сибирской интеллигенции вцентральнуюРоссию... Темажгучая, злободнев­ ная, статьи получились живыми и острыми, как и все, к чему прикасалось перо Ядринцева, известного публициста, общественного деятеля и адепта сибирского возрождения. Однако ни «Русский вестник», ни «Русская мысль» статей не взяли— журналы равно­ душно, с полным непониманием отнеслись к сибирским проблемам. Да только ли журналы! Ядринцев был глубоко задет, оскорблен. И с возмущением говорил своему старому другу Потанину: «Ныне развлекательные темы на первом плане, а серьезным статьям, поднимаю­ щим столь болезненные вопросы, и на задворках журнальных не находится места». Потанин утешал друга, подбадривал, говоря, что, де, умных издателей в России немало, так что и статьи не останутся втуне, да и за границей его охотно печатают... Как раз тогда в Женеве готовилось повторное издание ядринцевского памфлета «Иллюзия величия и ничтожество. Россию пятят назад», первое издание разошлось мгновенно. «Да, да, вЖеневе меня печатают, — горестно согласился Ядринцев, — но я-то хочу издаваться в России, чтобы здесь меня читали и слышали». Желание объяснимое: он же писал о России, о ее «величии и ничтожестве», о нуждах и бедах ее окраин. «Все, что приближало Россию к Западу... то сознано «ошибкою»,— не без горькой иронии говорил он в своем памфлете.— Машина дала задний ход и неизвестно куда двигается; теперь это поезд без разумного машиниста и с множеством тормозов, которые, однако, не предупредили крушения... Старые идеалы и иллюзии славянофильства и пансла­ визма пали, вера славянского идеализма и русского социализма тоже утрачена; в нее не верят радикалы и ее страшатся консерваторы. Западничество оплевано, что же остается... Реставри­ ровать идеал автократии, абсолютизма и священного авторитета монарха, заключающего бла­ женное всемогущество, всезнание, божественную безгрешность и безошибочность? Но ведь это мифология... —И как свежо, актуально и остро звучат слова, будто не более ста лет назад, а сегодня, сейчас сказаны.— Но если Европа, живя своей жизнью и питаясь своей культурой, может забыть о существовании России, то не мешает русским людям подумать, чем стала империя, что стало с ее величием и какой исторический момент переживает она». Нет, не услышали тогдаЯдринцева— и его блистательный, острый до жгучести памфлет издавался и переиздавался только за границей. «Но ведь я писал это не для Европы, а для России»,-—говорил с обидоюЯдринцев, находясьтогда в состоянии крайней подавленности и апатии, не зная, чтоделать и как выйти изтупика. Потому и воспринял он предложение генера­ ла Болдырева как спасительный выход и ухватился за него, как утопающий за соломинку... А