Сибирские огни, 2004, № 6

— Мама так любят! И всё теперь моё открыто окно на Монте Пеллегрино... Ах, Карл, скорее лети, любимый, и рядом вечно! Весна какая! Чужие люди, а эта плачет... Что, если видит Из той лазури, нас бисер словно, Адини наша... Мама сияет. Ах, Карл любимый! Адио, ностра императриче! Мы слов немногих небренность дарим. Лоснится гавань тоской и славой. Адио-дио-о! Иди с цветами. СПОР Императрица Елисавета, которую тошнило От масла постного и яблочного духу (сиречь запретного плода), которая в балах являлась ловким кавалером и блюдо всякое всегда вином токайским запивала (снимая сим же головную боль), которая по праздникам певала сама средь хора певчих и образа пешком носила для хода крестного в своих столицах; покойников которая пужалась, а спать ложилась в пять утра; которая пятнадцать тысяч платьев по шкафам (ещё четыре — в Москве сгорело) оставила, почивши в Бозе, — императрица Елисавета сидела как-то на балконе в послеобеденном веселье (историк не сказал ЩЛ «навеселе»), когда вдали сподобились процессию приметить, которая нескладно продвигалась от графа Строганова дома. В начале выступал фельдмаршал старый Салтыков, двумя гвардейцами под руки бережно ведомый, за ним — сам Строганов с двумя, а дале адъютанты, кавалеры и с дамами, все со всех сторон военными поддержаны плечами. Императрица Елисавета, немного изумясь, шлёт к ним спросить, куда их так ведут. Ответ: от Строганова к Салтыкову. Де вышел спор — который из двоих мужей венгерское отборнее имеет, да затруднились встать из-за столов. «МОЁ! Сказать, моё всех лучше здесь, и всех вести сюда». В тот вечер у Зелёного моста, задравши голову к царицыну балкону, вся публика столицы проезжала и зрела, не смыкая рта, там графа Салтыкова в объятьях Строганова графа, всех адъютантов и гостей румяных, во сне младенческом вповалку возлежавших. В ту ночь по площадям торговок и старух не собирали сплетни рассказать и пяток вовсе не чесали императрице Елисавете. В опочивальне же бессонный, бессменный обер-истопник Чулков Василий, когда его толкнули проходивши (историки не скажут «пронося»), не преминул отнять лицо от тюфячка, чтоб «лебедь бе-елая» пропеть всепресветлейшей. 153 4-Й МЕЖДУНАРОДНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ ПОЭЗИИ НА БАЙКАЛЕ