Сибирские огни, 2004, № 6

ВЛАДИМИР ТИТОВ ЗАСНУВШИЙ В ИЮЛЕ Я чай себе согрел. Я слышал, за стеною зрачок заперев на замок, В трухе скребется мышь, что и в домах царей душа расплетает Живет себе в своем мышином непокое, движений сухой узелок, И ей, поди, плевать на список кораблей. и тает, и тает Вода стучит, стучит по тазику, карнизы латинским чудным мотыльком, Гремят который час, и в Трою облака и небо живое По полночи плывут проклятием Париса, на память загнув уголком, Грызет фанерку мышь и сыплется труха. уже в круговое * * * Голоса о тебе за стеной, За зимой, за волной звуковою, Не услышишь, зальет синевой, И мелодия станет иною, И слова перейдут в немоту, В обонянье — и гарью потянет, Или в зренье — и сквозь темноту Вдруг легко паутинку протянет Кто-нибудь, но тот час оборвет, Алфавитом пройдет по бумаге, И кириллица вновь запоет За стеной небывалые саги, И по сердцу пройдет перебой, Волновой перекат, оглашенье Покаянья, что скрыто тобой За каким-то нелепым движеньем, За нашествием краденых букв, По ту сторону черного цвета, За глухим щебетанием — губ, За слепым созерцанием — света. впадает вращенье времен — ни света, ни звука, горячий, глухой окоем предвечного слуха, без речи, что пел корешок и яблоко пело, как будто зашито в мешок звучащее тело земли, человека, травы... но вдруг проступает знакомый чертежик коры, и перетекает соленый невидимый ток в растенье и камень, в шершавый сухой черепок, впитавший орнамент, побеги корой обернув, и башню — туманом, душа прорастает, вернув застуженным травам текучее их существо; одной стороною врастает она в вещество, во время — иною, КЛЮЧИОТВРЕМЕНИ Деревья растут в темноте, не видя, не слыша, но голос, что рябь на реке, все тише, и тише читает расхожий закон о глиняном ложе, и время идет босиком по тоненькой коже; и плоть замыкается в нем, как сердце без стука, из рук ее тянется лен, и дикого лука два крылышка из-под ключиц выходят на волю, и голос, негромок и чист, несется над полем, как будто читают ковыль и мышь полевая последнюю вечную быль, века отпирая. 144