Сибирские огни, 2004, № 6

НИКОЛАИ МЯСНИКОВ фта ЛЮБОВЬ. ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ... Помнишь, как мы бежали по утрам в нашу мастерскую — с разных сторон, возбужденные предвкушением встречи, и потом перекидывались взглядами и ве­ село болтали неизвестно о чем, скрывая за случайными словами жгучий интерес друг к другу. И мой мрачный, тусклый подвал под кинотеатром, который озарялся, когда ты появлялась в дверях, и опять становился серым и тоскливым, когда ты уходи­ ла. И надо было долго, долго, долго ждать, когда ты снова придешь, и снова станет светло. Тот уголь, что мы таскали из большой кучи, чтобы устроить костер на бере­ гу реки. И как мы сидели и мерзли всю ночь у этого костра... Снег в нашей деревне и косые лучи солнца, падающие между высоких деревьев. Я вспоминаю твою ослепительную красоту, и гордость, и силу, и чистоту. Помнишь? «Грязь к тебе не пристает...» И затаенную стыдливость. И ту доб­ лесть, с которой ты всегда шла по жизни. Тогда казалось, что это вечно, навсегда, и было так хорошо, что хотелось чего-то еще — для абсолютного счастья. Я вспоминаю ту вынужденную поездку на юг, слишком опасную, чтобы брать тебя с собой, и какой ты была там драгоценной и мужественной. И как я всегда боялся за тебя — без какой-либо объяснимой причины. И как мы сидели с тобой и Инной — какое ослепительное было солнце! — а потом мы шли за вином, и от тебя исходил такой свет, что у меня появлялась вторая тень. И тогда почему-то казалось, что это только игра, а это просто играл свет — на асфальте, на листьях деревьев, на складках ткани, прикасающихся к твоим бедрам. На наших лицах... И потом я купил ведро астр, чтобы подарить тебе и Инне по одному цветку. А остальные вернул цветочнице. Я так любил тебя — люблю! — что это просто никак нельзя назвать словами. И я так и не смог сказать тебе это. Мне ни разу не удалось написать об этом в письме, потому что это огромное, бездонное, парализующее меня чувство невозможно было доверить бумаге. Я боялся, что кто-нибудь случайно прикоснется к этому листку, и мы оба умрем от боли. Прости меня за это. Моя тень бредет по твоим пятам и склоняется к изголовью твоей постели. Бедные, бедные — две — симметричные — раны...» И это было последнее письмо. Она не смогла на него ответить. СЕМЬЯ Муж от нее все же ушел... Может быть, потому что устал. Она умирает от страха и обиды, пьет валерьянку — четвертый месяц, и играет свою привычную роль, роль доброй и гордой женщины. Правда, гордость ее стала несколько заискивающей. Живет она в основном на подаяния. Кто-то что-то приносит... Она пыталась зарабатывать шитьем, но привычка постоянно жить в роли отби­ рает слишком много сил в этих непривычных обстоятельствах. Именно поэтому пиджак, сшитый три месяца назад, до сих пор висит без пуго­ виц. Клиент приходит в десятый раз и просит закончить работу. Она обещает и начинает говорить о доброте и о духовном начале человека. Клиент выскакивает за дверь с изумленным видом, сдерживая свое духовное на­ чало. 134