Сибирские огни, 2004, № 6
Не знаю, может быть, ты за это их и жалеешь. А я — не умею». Осень кончилась. Потом наступила зима. И он, замерзший в холодной квартире, простуженный в бесконечных разъездах, уставший от непрестанного ожидания, сидел у стола, кутался в теплую куртку и снова писал письмо. «Разве ты знаешь кого-нибудь надежнее меня и верней? Я тебя жду. Здесь столько снега... Я скучаю. Соскучился без тебя и устал. Ты не грусти. Жить вообще трудно. Здесь мороз. И без тебя еще холодней. Выйди вечером на дорогу. Посмотри на нее. Плюнь на все. И приезжай. Не думай ни о чем. Что в этом толку? Уже ничего не изменишь. Время уходит. Идет и идет. А тебя нет. Ятаклюблю то, что ты заслоняешь словами, шумом, руками, рубашкой. Пря чешь от всех. Я это вижу. Давай, возвращайся домой. Выкурим трубочку дыма, сядем на облако и по летим. Выплюнь всю тяжесть — мешает. И приезжай. Приезжай. Приезжай. Я стою у дверей и встречаю. Тебя...» Но в это время она, застывшая вдруг от нахлынувшего чувства, утратившая способность писать легко и свободно, часами сидела над листом бумаги, пытаясь поймать разбегающиеся слова. Строчки выстраивались неловко, короткими обрывками фраз, и эта внезапно наступившая безъязыкость доводила до отчаяния, заставляя рвать, рвать, рвать бума гу и начинать все сначала. И оттого, что это письмо предназначалось совсем другому человеку, новому человеку в ее жизни, — к этой тоске и этому тупому отчаянию примешивалось чувство вины... «Не люблю здороваться в письмах. А ты здороваешься. И я все здоровею и здоровею. У тебя что-то плохо? Да? Я здесь еще месяца полтора. Хорошо бы быст рей... Ты пиши. Очень хочу. Хочу и хочу. Ты меня в снах замучил. Снишься. Ты дождался своих друзей? Ждешь? И еще, мне кажется, у тебя должны быть новости. Как ты там? Миленький... Я ужасно скучаю. Но ты сказал — не надо, я стараюсь. Ты ничего не думай. Хочу к тебе. Или с тобой. Видишь, как много — тебе. Извини. Я писать вообще разучилась. Не получается ничего. Ты цветочек нарисовал — и все. Ясно. А я вот... Ем и сплю. И ничего не делаю. Не могу. Все о тебе и о тебе... Пиши все и скорей. А то я совсем...» И потом она снова составляла слова: «Миленький мой. Хочу к тебе. Здесь все так противно, что еле терплю. Я здесь все ненавижу. 131 НИКОЛАЙ МЯСНИКОВ ЛЮБОВЬ. ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2