Сибирские огни, 2004, № 6

НАТАЛЬЯ АХПАШЕВА ДВЕ НЕРАВНЫХ ПОЛОВИНЫ Заметил то, что испугалась я, и улыбнулся преданный и прежний. Переломил недоуменно бровь: — О чем забеспокоилась, родная? Так вспоминают — изнутри — любовь и на другую смотрят, вспоминая. Так прошлое со своего лица перед другой стирают и стареют. Так лгут больным — до самого конца — и женщине, которую жалеют. АННА Не возвращайся, Командор. Бесстрастен этот взгляд стеклянный. Трясущиеся губы Анны безмолвны. Но глядит в упор (из суженных зрачков измен) противопоставленье воле чужой. Одна не в силах боле, а за тобою только тлен. Не смей переступать порог! У ног поверженный любовник — развратник, мот и уголовник, но долгожданный. Видит бог. Вздымает руки хрупкий страх, но в бледных пятнах щеки гнева. Чадят на стенах свечи слева. Печать на каменных устах. Через распахнутый балкон доносит перекличку стражи... У самых ног не вздрогнет даже второй. Куранты: — Донна! Дон! СТРАННЫЙПОСЕТИТЕЛЬ С порога крикнул: — Ты меня любила и верною женою мне была! Я корку хлеба дожевать забыла. Стакан воды до губ не донесла. Сюда уже давно не помнят входа забывчивые ноги всех других. Здесь было много всякого народа. Здесь столько фотографий дорогих по стенам расположились, как дома. Я помню всех и каждого люблю. Я помню всех, но с этим незнакома. В прихожей, дура дурочкой, стою. — Вы, верно, обознались. Я не помню! Измятые рубашка и лицо. Неровный рот, как вход в каменоломню, На безымянном — желтое кольцо. И утверждает: — Ты меня любила и верною женою мне была! Чтоб я с ним общих сыновей растила?! И на кровати на одной спала?! Хватало мне, наверное, заботы варить борщи, стирать носки ему, встречать по вечерам после работы и гладить по лысеющему лбу... Не может быть! Наверное, он спятил! Забыл подъезд! Женился на другой! Его пиджак в следах от жирных пятен. И щеки — со вчерашней синевой. И всхлипывает: — Ты меня... О Боже! За что теперь наказываешь зло? Не может быть. Но как это похоже на то, что быть когда-нибудь могло. — Пойдите вон! — Но ты меня любила... Взглянул, как ненормальный, и ушел. А я разволновалась и забыла, куда свой задевала валидол. * * * Лениво дышит сонный океан. Покрыты льдом пустые берега. Тяжелых туч безмолвный караван роняет беспросветные снега. Я думаю, что ты глядишь в окно, не выключая приглушенный свет. Твои родные спят давным-давно. У отраженья под глазами след ночей бессонных. Полвторого. Два. Нам надо было бережно — на Вы. Моих стихов наивные слова бывают до жестокости правы. Воображая птиц далеких стран, у кромки неподвижных берегов ворочается сонный океан, ломая вздохом ледяной покров. Гляди в окно — ты этого хотел. Угрюмо отражение в окне. Гляди в окно. Ты этого хотел — глядеть в окно и думать обо мне. 118