Сибирские огни, 2004, № 6

Елена не знала, что ей предпринять. Не осталось сил на то, чтобы устраивать архиву его дальнейшую судьбу. Не хранить же его дома, сколько можно? И так с ним всю жизнь протанчились Суворовы... Но разве это я устраиваю ему судьбу? Это он давным-давно устроил мою. Почему Георгий Николаевич не сжег или не забрал его с собой? Елена вспомнила ящик, забитый обрывками и обломками, Николая, полгода не < вылезавшего из комнаты с архивом, свекровь, считавшую места. Видать, не ты пер- '* вая, голубушка, кто захотел избавиться от него, да не смог... \ У нее затекла шея. На чем это лежала я? Она вытащила из наперника старые валенки, не иначе XIX века. Как они не расползлись от времени? Тут за десять лет страны распадаются, народы исчезают. На голенище были буквы «Г», «Н», «С». Интересно, чьи они? «С» — разумеется, Суворов. Георгий Николаевич. Неужели князья ходили в валенках? Под голову, как я, вряд ли клали. В сундуке сверху лежали фотоальбомы, которые она просмотрела уже не один раз. Альбом Георгия Николаевича был гораздо тоньше альбома свекрови. Все фото­ карточки были черно-белые, словно запечатлели не людей, а идеологическую суть времени. Первая страница сохранила улыбку милого дитяти в кудряшках, а после­ дняя, та, что была на могильном камне, сохранила заострившиеся черты того, кто звал ее так ласково и нежно: «Лёля». Он смотрел куда-то так далеко, что Елена неволь­ но обернулась назад. Изображение вдруг расплылось и стало радужным... — Кажется, все, Лёля, — сказал Георгий Николаевич. — Я совершил десять непростительных ошибок и теперь победил самого себя. — Вы о чем это, Георгий Николаевич? — Как-то Лавр заметил: «Мужчина это римский легион. Если нет — это не мужчина». Эти слова оказали на меня огромное влияние, хотя я и не придал им поначалу никакого значения. Собственно, все, чему мы не придаем никакого значе­ ния, и оказывает на нас самое сильное влияние. Как-то моя тетушка Адалия Львовна бросила фразу: «На то, чтобы построить семью, может не хватить жизни, а на то, чтобы разрушить ее, хватит одной минуты». Истинно так, потому что от института брака остались одни развалины. О присутствующих не будем. Лавра преследовал образ римского легиона. По жизни он был безалаберный, но в главном — как римс­ кий легион. Благодаря нему я выработал одно правило. Ошибся — накажи себя, чтобы не ошибиться в другой раз. Когда легион проявлял слабость в бою, в нем казнили каждого десятого, но легион оставался. И я точно так же за свою ошибку всякий раз казнил самого себя. — Выходит, легионерам, чтобы выжить, лучше было вообще не сражаться? Во всяком случае, риск погибнуть куда меньше. — Ты рассуждаешь чисто по-женски, — улыбнулся Георгий Николаевич. — Для легионера главное заключалось не в том, чтобы выжить, а в том, чтобы погиб­ нуть за Рим. Как Лавр погиб за Россию, неожиданно пришла мысль в голову Суворову. Да и Залесский. Уже ночью, после этого разговора, Георгий Николаевич записал в своем днев­ нике: «Что же это я — пишу, бог весть о чем, а о родной тетушке Адалии забыл, как будто не она спасла меня столько раз от неминуемой гибели». Суворов с грустью вспомнил те несколько дней, когда заходил к Адалии Львовне просто так или на перекус, и заодно обрести у нее защиту. Как я был эгоистичен! Ведь у нее никого больше не было из родных. Она-то и была моим ангелом-храните- лем. Ведь не будь тетушки, кто бы сделал документы Лавру и Залесскому? Переделал мою родословную? Кто повлиял бы на тех, кто так заинтересовался мной в тридцать восьмом году? Ктб, в конце концов, порекомендовал мне «почти богиню» Ирину Аркадьевну? А ведь ее гадание в двадцать четвертом году воистину было пророчес­ ким. На мосту выбирал не только я, из трех женщин одну, тогда выбирал и он, архив. Я выбрал, с кем жить, а он — с кем выжить. Я выбрал то, что не прервало мою связь с Лавром и Софьей, а он выбрал то, что не прервало ему связь с будущим. Каждый выбрал свое, а в итоге выбрали общую судьбу. В сороковом Адалии Львовне было лет семьдесят, но выглядела она на пятьде­ сят. В последний раз он видел ее в гардеробе районной библиотеки. Посетители неловко подавали в окошко пальто и головные уборы, принимая тетушку, должно быть, за директора. аихау '«МР eoiAioir якеаоиа