Сибирские огни, 2003, № 6
смутно догадываясь, что это лишь макушка информационного айсберга о странной войне, в которой крайними оказались такие, как их сын, мальчишки. После четырехмесячного молчания сын наконец дал о себе знать коротким пись мецом, в котором скупо сообщал, что находится на излечении в госпитале, идет на поправку, и скоро его отправят домой... Дома он появился неожиданно, без всяких предупреждений: позвонил в дверь и возник на пороге их квартиры как пришелец из другого мира. В первый момент Николай Федорович даже не узнал сына. Куда-то исчез свет лоокий, с распахнутым взором и застенчивым румянцем мальчик. Перед ним сто ял угрюмый, погрубевший лицом, на котором и следа не осталось от былой свеже сти, потяжелевший и почерствевший взглядом парень в потрепанном, видавшем виды камуфляже и таких же ветхих, на честном слове державшихся, армейских ботинках. От него исходил сложный запах пороховой гари, больницы и не совсем чистого тела. И не только внешне изменился сын. Ничего не осталось в этом повзрослевшем и заматеревшем молодом мужике от прежнего, с детским еще восторгом присмат ривавшегося к широкому дольному миру юноши. Что-то резко надломилось и как бы переключилось в нем, меняя полюса. И какая-то неизбывная нездешняя тоска, какая-то незаслуженно-горькая обида поселилась в глубине его глаз. Не совсем и раньше-то раскованный и общительный, теперь он совсем замкнулся, как в кокон, ушел в себя. И только однажды приоткрылся. Но и этой щелочки хватило Перевалову, чтобы увидеть, какая страшная и безрадостная картина скрыта от рядового обывателя за частоколами слов о наведении «конституционного порядка», о том, что наводят его знающие и умелые вояки, что дело это совершенно бескровное, бесхлопотное и не более трудное и ответственное, чем обычные учения. А приоткрылся сын Перевалову, когда Николай Федорович однажды, пытаясь очередной раз растормошить, вывести его из ступора, из полулетаргического состо яния, воскликнул в сердцах: — Еще не жил толком, а ходишь, как живой труп! — А что ты знаешь о жизни? — услышал он в ответ и словно лбом в стену ударился. Перевалов действительно не знал того, что знал теперь сын и чего уже никогда не сможет испытать на своей шкуре он сам. Николай Федорович прожил большую часть своей жизни в другой реальности и в нынешней многого не понимал. — А насчет трупа ты, наверное, прав — труп я и есть... — устало согласился сын. Перевалов в первый момент не нашелся, что и сказать, а чуть позже ничего и говорить не хотелось — сын в неожиданном, будто избыточным давлением предох ранительный клапан сорвало, порыве откровенности стал рассказывать о своем ар мейском житье-бытье... 14 Сначала все было ничего. Привезли их на берег Великого океана, окруженный уютными кудрявыми сопками. Прошли, как полагается, курс молодого бойца, при няли присягу. Правда, ни оружие толком в руках подержать, ни пострелять еще не успели. В частях, сказали, по полной программе все будет. В части же, куда попал после «учебки» Перевалов-младший, стрелять оказалось и вовсе без надобности. Вокруг тайга, а на поляне, где торчало несколько радиомачт на растяжках, приютился вагончик защитного цвета с аппаратурой, где и нес боевое дежурство взвод, куда попал молодой солдат. Чистый воздух, красивые пейзажи, в свободное от дежурств время рыбалка. Лафа!.. Но к зазимкам лафа кончилась. Его и еще одного салагу вдруг срочно вызвали в округ. Здесь таких, как они, салабонов, согнанных со всех частей, томилось в неизве- 89 АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН 5 $ ^ НЕСОВПАВШИЙ (АНАТОМИЯ САМОУБИЙСТВА)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2