Сибирские огни, 2003, № 6
ли голуби? Последнее время он почти не занимался ими, мать кормила их, как и остальную скотину, по два раза в день, затаскивая с кряхтением зерно в лукошке по высокой, почти без наклона лесенке на чердак. Да, именно голуби, как ни странно, более всего связывали Ивана с домом, делали его желанным, родным, близким, притягательным. Почему? Как знать... Прежде всего из-за доверчивости и беззащит ности своей. Потому что на землю опускаются они лишь покормиться, на ночевку, а все остальное время могут проводить там, в иссиня прозрачном небосводе, то ста новясь чуть заметными точками, то сваливаться стремительно вниз и, распахнув крылья, вновь и вновь уходить в зенит, в божественную высоту, где нет темных дел и помыслов, а лишь небесная чистота и покой. Любил он вечером подняться на чердак, сесть на корточки возле сбитой из тонких реек голубятни и слушать, всматриваться в не похожую на человеческую, но в то же время очень чем-то ее напоминающую чужую жизнь грациозных и незави симых существ, мирно гулькающих, о чем-то своем воркующих сизарей и турманов. Нравилось ему наблюдать за самками, высиживающими потомство; беспокойно крутившими головками при его появлении и ни за что на свете, даже под угрозой смерти, не покидающими гнездо. Он заметно смущался, когда кто-то называл его голубятником, не отвечал на недо вольное брюзжание отца, мол, время вышло птиц гонять, перед соседями стыдно, и каждый вечер старался наведаться, заглянуть к своим любимцам, пошептаться с ними, получить порцию любви и доброты и умиротворенным спуститься вниз, незаметно от отца юркнуть в свою комнату. Живы ли сейчас они, его голуби? Ждут ли? — Кажись, откликнулся кто, — тронул его за плечо полковник. И точно, на противоположном берегу мелькнул огонек фонаря, и чей-то низкий голос едва доле тел до них, но что кричали, из-за дальности разобрать было невозможно. — Полковник Угрюмое едет! — гаркнул Дмитрий Павлович, не особо надеясь, что и его услышат. — ...ать, ать... от, — долетело до них. — Иван, ты помоложе. Чего орут-то? —гВроде как, матюгаются, — улыбнулся тот. — А-а-а, это они могут, — сплюнул на стылую землю Угрюмов, — знаю я этих паромных мужиков. Пока им в рыло нагайкой не ткнешь, так и не почешутся, — и он, набрав в грудь побольше воздуха, заорал со страшной силой в голосе самые непотреб ные ругательства, чего Ивану прежде от крестного никогда слышать не приходилось. Может, до паромщиков долетели угрозы полковника, а может, они по своей доброй воле или из сострадания решили переправить запоздалых путников на дру гой берег, но только через четверть часа их возок уже въезжал на шаткий, сооружен ный из двух здоровенных лодок-рыбниц, паромчик, а еще через час они добрались до дома Зубаревых. — Ванечка, живой!!! — первой кинулась к нему на грудь мать, которая тотчас открыла на стук, словно давно поджидала их. — Здравствуй, Дмитрий, — кивнула полковнику. — Как он? — осторожно спросил тот. — Плохой, шибко плохой. Катерина из Тары приехала, — тут же сообщила мать Ивану о приезде старшей сестры, которая много лет жила с мужем отдельно от них. — А Степанида как? Ей сообщили? — Сообщили, сообщили, — горестно кивнула головой Варвара Григорьевна, — да родила она недавно, девочку, а кормилицу не найдут никак, да и сама хворает, весточку с рыбаками прислала. Вторую свою сестру, среднюю из семейства Зубаре вых, Иван не видел лет пять, а то и больше — с тех пор, как они с мужем уехали в Березов, где тот служил при воеводской канцелярии. Прошли в дом, стараясь не шуметь, сняли с себя дорожную одежду и присели на лавки, разговаривая шепотом. Варвара Григорьевна рассказала, что отец сильно простыл, когда ездил рассчитывать промысловиков на песках. Лечили, чем могли, по-домашнему, поили сухой малиной, парили в бане, натирали медвежьим салом. ВЯЧЕСЛАВ СОФРОНОВ їЖІЇ. ОТРЕШЕННЫЕ ЛЮДИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2