Сибирские огни, 2003, № 6
более не запоминающемся челе. Одни как заклинание повторяли одну и ту же слез ливую историю о том, как их ограбили в поезде, и теперь вот они вынуждены про сить у добрых людей на дорогу. Другие — в основном старушки — действовали Божьим именем, обещая райское блаженство каждому, кто одарит их денежкой. Сло жив ноги калачиком, цыганки беспрерывно раскачивались взад-вперед, как китайские болванчики, с той же методичностью помахивая протянутой ладонью. Иные сидели или стояли молча, как истуканы, бросив наземь шапку для подаяний. За них говори ла висевшая на шее картонная табличка, на которой корявыми печатными буквами с орфографией второклассника-двоечника излагалась жалостливая история о несча стном погорельце, в одночасье оставшемся без крова и средств к существованию, или о страдальце, собирающем деньги на операцию от тяжкого недуга. Перевалов не был черствым, глухим к чужому горю человеком и раньше ни щим подавал. Но тогда и нищих-то во всем их большом городе можно было по пальцам пересчитать, зато сегодня от них ни в метро, ни в электричках, ни на улицах просто проходу нет. В послевоенном своем детстве Перевалов помнил нищих. И безногого фронто вика дядю Гошу, раскатывавшего на самодельной коляске с грохочущими подшип никами вместо колес, и убогую сиротку Фенечку, днями простаивавшую с алюми ниевой кружкой возле кинотеатра, и некоторых других, таких же горемычных христа радников, которым считалось грешно не подать. Для всех них нищенство было атом безысходного отчаяния, а для кого-то и планидой. Для современных же попрошаек, все чаще убеждался Перевалов, их занятие было ремеслом, способом добывания денег. И не самым плохим и трудоемким, понимал Перевалов, встречая тех же цыганок, шествовавших весело гомонящей тол пой по вечерней улице после «трудового дня» с узлами и пакетами, набитыми раз нообразной снедью. Оживленно переговариваясь, женщины прямо «с куска» жева ли похожую на них по цвету смугло-копченую колбасу, а дети, швыряя на тротуар шкурки и обертки, лакомились бананами и эскимо с орехами. Перевалов и не по мнил уже, когда собственных детей угощал такими лакомствами. Сразила же его наповал одна нищенствующая бабуся у кафедрального собора. Ее он приметил однажды, ожидая, когда откроется с обеда хозяйственный магазин напротив. Он сразу выделил из шеренги разномастных нищих, подпиравших церков ную ограду, эту сгорбленную трясущуюся бабульку, повязанную беленьким в горо шек платочком, с батожком. Мелко крестясь, она с такой мольбой провожала слезя щимися выцветшими глазками каждого проходившего мимо, что редко кто не осча стливливал ее «копеечкой». На другой день, но уже к вечеру, Перевалов вновь по какой-то надобности про ходил мимо церкви. Нищие уже разбредались. Некоторые, не стесняясь близости храма Божьего, прямо из горла хлестали вино. Бабуля, притулившись к ограде, деловито пересчитывала дневную выручку. Что- то в ней изменилось. Перевалов присмотрелся: исчез, улетучился бесследно слезли вый жалостливый взгляд, распрямилась спина... Но самое удивительное оказалось впереди. Через пару минут возле бабульки затормозила шикарная иномарка и из нее выбрался здоровенный детина лет сорока. Бабулька отлепилась от ограды и заспешила к нему. — Ну чо, мать, много насшибала? — забасил детина. — Не базлай на всю ивановскую, вахлак! — осадила его старуха. — Слышь, мать, Виталька мой меня с компьютером заколебал: спроси да спро си у бабушки, она обещала на день рождения подарить. — Да будет ему компутер, будет! — сказала старуха. — Недельку еще похриста- радничаю — и будет. Детина услужливо распахнул перед старухой дверцу. Нищенка чинно, не спеша, уселась на заднее сиденье, и машина рванула во весь опор. Перевалов долго еще ошарашенно смотрел вслед, и было у него такое чувство, будто он только что стал свидетелем чудовищного мошенничества. АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН НЕСОВПАВШИЙ (АНАТОМИЯ САМОУБИЙСТВА)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2