Сибирские огни, 2003, № 6
о со О X о Он Ѳ О о да < иии X В со 28 — И правильно делаешь, что съедешь с Тобольска на прииски. Паршивый го род, и люди паршивые. Каждый только о своем кармане и думает, никто друг дружке помочь не желает. Зря мы с тобой не породнились, а то бы вместе на прииски те отправились. Твоя голова да мой капитал, и дело бы заладилось, глядишь. Я ведь нынче разбогател, слышь, Ванька! Хороший куш взял на соли. Сперва скупил всю соль в округе да и своих людей поставил на заставах, чтоб, — ежели, кто соль повезет, быстрехонько мне докладывали, а я ее и скупал, не давал до города дойти. Потом пождал месяц, когда старые запасы у всех выйдут, попьянствовал малость, но при том зорко следил, не дай Бог, кто заявится в город с обозом без моего ведома, — как- то по-детски хохотнул он, широко открыв мокрый рот, хлопнул Ивана по плечу и продолжал: — Вот когда народ из лавки в лавку ходить начал, соль искать, то я по тройной, супротив старой, цене и выкинул чуть. За ней, за солью моей, и мужики, и бабы едва не в драку кинулись, берут. Ну, я подержал цену недельку, берут, чтоб мне прова литься на этом месте! В драку лезут за солью моей! Решетников Фома разнюхал-таки, к губернатору кинулся, жалиться, значит. Ну, пришлось ему уступить пять пудов по старой цене. И, веришь — нет, но слух пошел по городу, будто киргизы захватили те солончаки, где соль всегда брали, и соль к весне совсем на вес золота будет, народ хватает по несколько пудов каждый, переплачивают, но берут. Все мои запасы разоб рали за месяц с небольшим. Так что знай, — похлопал он себя по боку, — с прибыт ком я нонче, а потому гуляю. — Иван уже пожалел, что остановился для разговора со словоохотливым Пименовым, и решил распрощаться. — Поеду я, дядь Вась, — шагнул он в сторону саночек, — ты уж извини. — Постой, — не пустил тот его, — а может, тебе деньжат занять? А? Бери, я сегодня добрый... — А сколько можно? — растерялся Иван. — А сколь надо? — вопросом на вопрос ответил Пименов. — Сотню? Две? — Тысячу... — выдохнул Иван и внутренне сжался, ожидая отказ. — Тысячу? — переспросил тот и запустил пятерню под шапку, чуть подумал, а потом скинул шапку на снег, притопнул ногой, заявил: — Пусть будет по-твоему! Тыщу так тыщу! Только не забывай, до конца дней помни, кто тебе в тяжелый час руку протянул. Понял? — Понял, дядь Вась, понял... — Иван не заметил, как жгучие слезы выступи ли у него в уголках глаз и внутри разлилось тепло, словно после стопки выпитой водки. — Поехали, что ли? — отвел вдруг глаза в сторону Пименов, — а то передумаю, откажу, а денежки промотаю! А? Едем? — Едем, едем, — засуетился Иван и полез в санки, подождал, пока Пименов дойдет до своей кошевы и выправит с торговых рядов на Воскресенскую улицу. Когда вошли в дом, то первой, кого увидел Иван, была Наталья, выглянувшая в прихожую и широко улыбавшаяся отцу. Узнав Ивана, не то удивилась, не то испуга лась и тут же нырнула обратно в горницу. Чего прячешься? — зычно засмеялся Пименов. — Выходи, поздоровкайся с гостем дорогим, — но с кухни к ним вышла жена Василия Пименова и строго зырк нула на мужа, недовольно проворчала: Расшумелся тут... Здравствуй, Иван, проходи с миром, а моего горлопана не слушай шибко. Он поорет и перестанет, успокоится. Спасибо, мать, на добром слове, — чмокнул жену в щеку Пименов и, бесце ремонно схватив Ивана за руку, потащил в горницу, на ходу громко крикнув: — Водки нам, квасу да сала порежьте на закуску. И чтоб быстро! — В горнице усадил Ивана на небольшой низенький диванчик, которого, насколько Иван помнил, ранее в их доме не было, сам же остался на ногах и принялся расхаживать из угла в угол, потирая при этом красные с мороза руки. — Вот ведь, кузькина мать, какие дела творятся на белом свете! Кто бы подумал, что я, Васька Пименов, да такую деньгу заграбастаю!?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2