Сибирские огни, 2003, № 6
Вот и договорились мы с В.Тюриным и с его одиночеством до белиберды и вороны — изнанок здравомыслия и жар-птицы. Та кова цена поиска музыки и ее слов, отчуж дения и опьянения Вавилонским столпотво рением образов и метафор, идущих околь ными путями стихов-лабиринтов. Но когда поэт сбережет и сконцентри рует энергию для короткого стиха, освобо див себя (на секунду, на страничку!) от биб лейской патетики и Бродского, то мгновен ный контакт поэта с миром и читателя с по этом пронзит, как электрический разряд: Я паводок, а ты вода, Бегущая неутомимо. Скажи, пожалуйста, куда? Что за вопрос, конечно, мимо. Без поводка, в устах сладка, На бурунах так говорлива: Вскипая в кудри, словно грива Коня, что сбросил седока. Такие стихотворения не цитируются, они «портретируются», то есть даются — поэту и критиком — целиком. Ибо здесь все в тему, все звучит и бежит, не убегая, засты вает, как на снимке, не останавливаясь, не обуздываясь, не замолкая. Это восторг эмо ции, вырвавшийся на простор из объятий города и его пророков. Как облака и тучи, столь часто проплывающие сквозь поэзию В.Тюрина. М.Кудимова, редактор и состави тель книги, сопоставив стихотворения «Тучи» В.Тюрина и «Облака» И.Бродского тем самым словно намекнула на общее, «атмосферное» происхождение двух поэтов, разной степени именитости и увлажненности, отяжеленнос- ти влагой — для удобрения или для слез, когда как. Воспользовавшись подсказкой коллеги, спросим сначала, о чем же «Тучи» В.Тюри на? Прежде всего это не совсем стихотворе ние, это попытка мифологии, выполненная подручными средствами, насколько позволя ют эрудиция и остроумие автора, а также подкарауливающая на нижеследующей стро ке рифма. Судите сами: начав свое путеше ствие по небу и стихотворению «лудильщи ком дня», преображаясь в «облик зубчатых башен», затем в паству славянского бога Сварога, тучи могут вдруг загрохотать гоме ровым хохотом и напугать «кошмарами Свифта». К концу стихотворения они и вов се теряют лицо, так его, впрочем, ни разу и не показав: из «жирных, точно джинны» ле жебок они вот-вот превратятся в...фашистов — «Тучи, где же ваш дуче?» Пересказывать стихотворение — дело праздное и нелепое (что же это тогда, по О.Мандельштаму, за стихотворение?). В дан ном случае нами двигало желание познать или отгадать поэтическую логику стихотво рения и его главного персонажа, каковая и заключается в символизации и сакрализации этих атмосферных явлений. Функции же их состоят в «лужении», то есть очищении от скверны и ознаменовании грядущих или на стоящих бедствий. Вычитав из стиха эту не мудреную мысль и насладившись качеством поэтических сравнений, изобретательностью и находками автора, в итоге мы натыкаемся на странноватое смешение сибирской ши роты и удали с элегической медитативнос- тью уроженца гиблого Петербурга. А что же сам Бродский в своих «знаменитых» (М.Ку димова) «Облаках»? Он здесь — усталый эмигрант, продолжающий брюзгливо откре щиваться от всяческого ностальгизма в пользу пресного космополитизма: Это от вас я научился верить не в числа — в чистый отказ от правоты веса и меры в пользу химеры и лепоты. В то же время раб слова и словесности, И.Бродский достаточно трезв, чтобы пола гаться на «облачковый» патриотизм, ибо облака ближе к призраку Бога, чем к конкре тике земли, ближе к смерти, чем к жизни. У В.Тюрина потому и тучи, а не облака, что его тянет больше к земле, а следователь но, к жизни: «Река живет в моих стихах, Вер на родному захолустью.» А что такое река, как не вернувшаяся на землю туча, а туча — не вознесшаяся на небо река. Интересно, что в стихотворении «Иосифу Бродскому» В.Тю рин не избежал-таки «речно-водяного» срав нения: Держась на недомолвках, эта речь Обращена к тебе, как русло к устью, Как вариант одной из наших встреч, Как монолог воды, чтобы привлечь Хоть раз твое вниманье к захолустью. Итак, В.Тюрин — всего лишь ученик, читающий стихи учителя, «как молитву», рефлексирующий и злоупотребляющий пе риодами и анжамбеманами, как и его невско- бродвеевский учитель? Неужто так неори гинален его пейзаж, декорированный твор чеством поэта из прошлого века и прошлой диссидентской идеологии? Нет, все же это не так. Лесосибирская (место рождения поэта - поселок Лесосибирск Иркутской области) самобытность, астафьевско-шукшинские 180
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2