Сибирские огни, 2003, № 6

смертия взгляды у него были лишенными всяческих иллюзий. «Беседовавший с Богом», он прекрасно понимал: История — это одно, а Вечность — нечто иное. И нечто гораздо большее, нежели История. «Доколь славянов род вселенна будет чтить...» — дотоль будет жить его поэзия: это он знал твердо, но не менее твердо знал и другое: как ни страшно это признать, не вечна и вселенная. Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья, Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы! Так писал он за три для до смерти, на аспидной доске, сохранившейся до наших дней, писал уже совсем ослабевшей рукой, бросая последние взгляды на широкий, древ­ ний — хотя тоже не вечный — Волхов... В последние несколько лет жизни он почти не обращался к стихам, чувствуя нарастающее одряхление души и тела. И вдруг — такой вдохновенный взрыв, такой всплеск гениаль­ ного прозрения произошел с ним, когда он в последний раз приехал в свое новгородское поместье, в Званку. Недаром говорят, что и слепые прозревают на миг перед смертью. А он всю свою жизнь не был слеп — ему было даровано орлиное зрение. А еще — голос соловья, способный передать в песне тысячезвучие жизни. А еще, напомним, звали его «лебедем среди екатерининских орлов». Все в его жизни -— от рождения до кон­ чины — символы поэзии в России. Он родился в селе над Волгой 3 июля 1743 года. Умер в селе над Волховом 8 июля 1816 года, на земле Господина Великого Нов­ города. А в Новгородском Кремле, на памят­ нике 1000-летию России, среди скульптурных портретов славнейших россиян есть и изоб­ ражение Гаврилы Романовича Державина. В тысячелетней России — «Един есть Бог, един Державин».