Сибирские огни, 2003, № 6
На письменном столе лежал неоконченный перед поездкой рассказ. Стрельни ков мельком, почти равнодушно, глянул в него — а ведь там, на курорте, так иногда тосковал по работе! Но теперь, вернувшись в Москву, он думал только о сыне, о скорой встрече с ним. Он решил, что позвонит ему с утра, пока сын еще не уйдет в школу. Он и позвонил после семи, едва встав с постели. Трубку снял сын. — Да? Я слушаю. Голос, интонации были такие родные, такие знакомые и опять, как раньше, сдер жанные, взрослые не по годам — у Стрельникова перехватило дыхание, заныло, заболело вдруг сердце. Опять пришла, мгновенно вернулась вина перед сыном, дав няя, привычная и тяжелая. — Это я... — глухо сказал он. — Я прилетел, вернулся. — Да, — все так же ровно и сдержанно сказал сын, и трудно было понять, что означает это «да» — то ли понимание, согласие, то ли просто нейтральное междоме тие в разговоре, вежливо приглашающее к его продолжению. «Ну же! — сказал сам себе Стрельников и весь напрягся, почувствовав, как отвердели, закаменели мышцы. — Назначай время, не тяни, бери инициативу в свои руки. Отец ты, в конце концов, или дядя чужой, с которым можно как угодно!» — Давай встретимся сегодня после школы... И приезжай, пожалуйста, прямо ко мне — так нужно. Ты ведь помнишь адрес? Говори время. — Хорошо, — после небольшой паузы сказал сын. Голос его теперь был ощути мо иным. Удивление, даже легкая растерянность чувствовались, сквозили в нем — Стрельников еще никогда, ни разу не разговаривал с сыном так решительно, столь уверенным и напористым тоном. Не бывало такого с тех пор, как разъехались они, начали жить порознь. ■— Я буду в четыре часа... Тебе удобно? Стрельников чутко понял, уловил все. И это взрослое, определенное «в четыре часа», а не «часа в четыре», и вежливое, не просто вежливое, а уж, кажется, с оттенком тепла и так нужного ему, Стрельникову, внимания: «Тебе удобно?» Или показалось, почудилось?.. Стрельников и обрадовался и боялся спугнуть, сломать, сглазив. Но снова справился с собой, ничем не выдал волнения, сказал спокойно и как мог нейтрально: — Да, удобно... Не опаздывай, пожалуйста, у меня к вечеру могут быть кое- какие дела. Про дела выскочило неожиданно, и было чистой воды враньем, но Стрельников мгновенно понял, сообразил — ничего, все правильно, так надо... — Хорошо, — вновь ровно и сдержанно, как и раньше, как обычно, сказал сын и положил трубку. Этот короткий разговор с тяжелой нервной борьбой с самим собой, с сыном, то почудившимся близким, то вновь чужим, измотал Стрельникова. Даже ладони вспо тели — трубка, когда клал ее на рычаг, была ощутимо влажной. До четырех часов была еще пропасть времени, и Стрельников, весь в горячке, в ожидании, убивал его, как мог. Он тщательно убрал, прямо-таки вылизал квартиру, принял душ, еще раз до блеска, до легкой боли покрасневшей стянувшейся кожи побрился. С удовольствием (давно уж такого не было) глянул на себя в зеркало. Все было отлично — и ровный, тепло-коричневый тон загара, и пропавшие куда-то, раз гладившиеся морщинки, и яркий, просто молодой какой-то блеск шальных взволно ванных т а з. Он сходил в ближайший супермаркет, накупил много разной и вкусной еды (этого тоже давно не было), черных, маслянисто блестящих и крупных маслин — сын, он знал, с детства любил их... Приготовил, отчаянно спеша отчего-то, то и дело роняя сковородки, кастрюльки, парадный, необычный для его холостяцкого дома обед. Поел, почти не чувствуя вкуса, через силу, через «не могу» — до того ли было! < 2 8 го НЩ * н О оэ X < о н а да Он О Он X 147
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2