Сибирские огни, 2003, № 6

— Между прочим, я второй год уже как на пенсии, — сказал Грибное, направ­ ляясь к двери, — так что к органам я сейчас никакого отношения не имею. — Будя врать-то, — возмутился Буков, — тебе, парень, лет сорок, не больше. Какая пенсия? — Сорок шесть, — уточнил майор. — В прошел году я вышел в отставку, ушел на пенсию. И сейчас — свободен! Стихи пишу, гуляю, путешествую... — Чего-чего? — подскочила поэтессса Ферапонтова. — Стихи-и-и?! — Я всегда писал стихи. Но раньше мне приходилось скрывать, прятать... А теперь я — вольный художник! — Да что он плетет? — возмутился кто-то. — Вешает нам лапшу на уши, а мы верим. — Я не вру, — обиделся Грибнов. — Хотя, впрочем... мне лучше, конечно, уйти. Незваный гость хуже татарина. — Поосторожнее с национальным вопросом! — вспыхнул баснописец Губай­ дуллин. — Пардон. Ну так я пошел. Вот только допью за здоровье именинника... — А пусть остается! — добродушно сказал юбиляр Туманов. — Жалко, что ли? Не обижайся, майор. Садись, пей! — Спасибо, —-поклонился ему Грибнов. — Я рад, что нахожусь в таком... род­ ственном, что ли, обществе... — Пусть сидит, — утвердил Туманов. — Пятнадцать лет терпели — потерпим и еще часок... Майор в отставке облегченно вздохнул и выпил свою водку. Ему хотелось по­ благодарить юбиляра. А еще ему очень хотелось напомнить присутствующим, что среди них есть немало энтузиастов, верных патриотов, неоднократно доказывавших ему, майору Грибнову, свою лояльность и готовность к сотрудничеству. Но, конечно же, он не стал говорить сейчас об этом. Пиршество продолжалось, звучали тосты, звенели стаканы и вилки, голоса ста­ новились все громче и все сумбурнее. Майор невольно прислушивался к обрывкам разговоров — и с грустью отмечал про себя, что писатели говорят о чем угодно, только не о литературе. О скачущих ценах, о лукавом президенте, об олигархах, о бездарных депутатах Госдумы, о разгуле преступности... о чем угодно! Но не о литературе! Не об искусстве! А ведь майор Грибнов ничего на свете так не любил, как подлинное искусство, как настоящую поэзию. К этим слабым и грешным лю­ дям его привела любовь. Давняя магнитная тяга. Страсть к сочинительству. Он пришел к ним когда-то впервые как робкий плебей к людям избранным, к аристок­ ратам духа. Он не шутил, когда говорил сегодня, что намерен отдаться отныне одной лишь поэзии... он не лукавил! Но пришел он к ним за душевной поддержкой, к жрецам, к небожителям — а увидел перед собой исписавшихся бумагомарак, при­ шибленных бытом нытиков, озабоченных лишь одним: как выжить? как прокормить­ ся? как не пропасть?.. Те из писателей, кто был помоложе, ушли в бизнес, в коммерцию, в журналис­ тику. Ну а старички-пенсионеры (их большинство) доживали свой век в тусклом прозябании. И майор, который видел их всех насквозь, разочарованно понял: никто здесь уже ничего не пишет. Никто. Ничего. — Господа! Я прошу слова! — поднялся Грибнов. — Позвольте старому чеки­ сту произнести тост... — Просим, просим, — ехидно скривился Шуйский. — Господа! Я предлагаю выпить за поэзию! За искусство! За вдохновение! — Он что, издевается? — прошипела Ферапонтова. — Пусть говорит! — распорядился юбиляр. — Говори, майор!У нас тут свобо­ да слова! За что боролись? Ха-ха!.. Пусть чекист говорит! — Что ж, спасибо... — майор вздохнул, лицо его омрачилось. — Простите, дру­ зья, если я вас невольно обижу... Но мне кажется, все вы — изменники... 119 ЭДУАРД РУСАКОВ Щ РАССКАЗЫ