Сибирские огни, 2003, № 6

Подумалось и о сыне: если нет в живых (а чем дальше, тем больше Перевалов в этом переставал сомневаться), то где лежат его косточки? А как здорово было бы тут им всем троим, в стороне от шума и суеты! Перевалов представил себе рядом с едва заметной могилкой кота еще две, побольше, и вздохнул. А еще поймал себя на мыс­ ли, что думает о себе живом, как о мертвом. Да он уже и не живой, если разобраться. Ходячий покойник. А может, он из тех, кто попал случайно в другое измерение, в параллельный мир, из которого никак не может найти выход? Какая, в сущности, разница! Главное, что нет выхода. И вот уже жизнь позади, ждать от нее нечего, надеяться не на что, существовать не для чего. Остается тихо дотлевать в скорлупе своей ненужности, или... Это «или», как уголек в костре, выстрелило в мозгу Перевалова и уже больше не исчезало, то притухая, то вновь разгораясь... Николай Федорович не помнил, сколько времени пробыл он в состоянии задум­ чивой отрешенности. Очнулся оттого, что кто-то тряс его за плечо: — Мужик, эй, мужик!.. Тормошила его средних лет женщина. Перевалов с трудом поднялся на затек­ ших ногах с корточек. Мимо проходила хорошо уже выпившая компания. Женщина, по всей видимости, была оттуда. — На! — протянула она едва початую бутылку водки и пакет с чем-то съест­ ным. — Что вы, что вы!.. Не надо... — растерянно забормотал Перевалов, поняв, что показался женщине побирушкой. — Бери, бери! — совала женщина. — Мы уже напоминались. Не нести же домой? Грех!.. Перевалов прижал к груди бутылку и пакет, не зная, что и сказать в ответ, а женщина уже догоняла свою компанию. Поплелся домой и Перевалов. А дома голодный Николай Федорович обнаружил в пакете целое богатство. Там были пирожки с ливером, сладкая булочка, кусок печеной курицы, пластики тонко порезанной копченой колбасы, половинка свежего огурца, жареная рыба, не­ сколько шоколадных конфет и даже большое желтое яблоко. Если добавить сюда еще и почти полную бутылку водки, это было настоящее пиршество, при виде которого у Перевалова в первые мгновения так закружилась голова, что он чуть не свалился. Перевалов долго размышлял, за помин чьей души ему выпить сначала: сына или кота? С одной стороны, девять дней коту, а с другой — сына ему как-то не пришлось помянуть вообще. Хотя, конечно, кто ж его точно знает: жив ли, нет... В конце концов решил не делить — пить за обоих сразу. Потом он помянул родителей, а следом и то гигантское единое многонаселен­ ное пространство, в котором он появился когда-то на свет и которое четыре десятка лет было его великой и доброй родиной. При воспоминании о ней у Николая Федо­ ровича текли слезы и хотелось несбыточного — повернуть время вспять. Но мож­ но было только прокрутить назад ленту памяти. А вспоминалось почему-то плохо. Кадры прошлой жизни очень смутно просматривались через грязное окно ны­ нешней. Малопьющего, ослабленного Перевалова хмель одолел быстро. Еще не добрав­ шись до половины содержимого бутылки, он опьянел. Появилось ощущение легко­ сти, некоторой приподнятости, утишилась сердечная боль-тоска, не отпускавшая его в последние месяцы. Через пару рюмок жизнь и вообще перестала казаться безысходным тупиком: стоит еще немного выпить-закусить — и все наладится... Но, потрескивая где-то глубоко в подсознании, продолжал тревожно давать знать о себе уголек «или». Он, как часовой на посту, не давал Перевалову полностью забыться. Хмельной сон, правда, еще через рюмку сморил его. Сон сопровождался виде­ нием непонятных абстрактных узоров, цветовых пятен, странного и пугающего све­ чения, словно Перевалов заглядывал куда-то за грань бытия. А перед утром все это схлынуло, и появились они... АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН НЕСОВПАВШИЙ (АНАТОМИЯ САМОУБИЙСТВА)