Сибирские огни, 2003, № 6

Так прошла неделя, началась вторая, а на девятый день выпадала родительская суббота. Перевалов засобирался на кладбище. Когда субботним утром Николай Федорович очутился на дороге, ведущей к кладбищу, ему показалось, что он попал на первомайскую демонстрацию. Неширо­ кое шоссе было забито машинами и людьми. Разноцветная толпа, путаясь под коле­ сами машин (или, наоборот, авто путались под ногами людей), несла в руках живые и бумажные цветы, лопаты и грабли обихаживать могилки, сумки с поминальной снедью. Шли поодиночке и целыми семьями, старые и малые. Зарождаясь у конеч­ ной остановки городского транспорта, шествие растянулось на километр. Возле центральных ворот кладбища табунились торговые и общепитовские па­ латки с печеньем и конфетами, пивом и прохладительными напитками, дымящими­ ся на мангалах шашлыками и варившимися тут же, в больших кастрюлях на газовых горелках, пельменями. В кроны обступивших кладбище сосен уносились вызываю­ щие слюну дымы и запахи. Тут же продавали цветы, похоронные венки, восковые свечи, миниатюрные иконки, ладанки и прочие церковные причиндалы. Толпа роилась вокруг этой импровизированной ярмарки, закручивалась в во­ довороты, галдела, как стая вспугнутых ворон. И если бы не кладбищенская ограда впереди с выглядывающими из-за нее крестами и надгробиями, могло показаться, что шумит вокруг народное гуляние. К кладбищу Перевалов шел мимо пристроившейся на самом его краю белока­ менной с золотой маковкой часовни. Она была забита людьми. Шла служба. Через распахнутые настежь двери доносился густой, но кристально чистый, прямо-таки колокольный бас дьякона. Привалов невольно приостановился. Лучезарная золотая маковка подпирала голубое безоблачное майское небо, а из дверей в вышину рвался дьяконовский бас. Слов было не разобрать. Но чудилось, что это возносится молитва Богу за всех них: безвременно ушедших, бесследно сгинувших и здравствующих, но уже словно умер­ ших. Николай Федорович подумал, что хорошо бы свечки за рабов Божьих сына и кота поставить, но вовремя вспомнил, что ни денег, ни даже, наверное, права на это у него нет: всю жизнь был неверующим. Да и молится ли церковь за усопших живот­ ных — тоже не знал. Перевалов пошел дальше и вскоре вместе с толпой влился на центральную ал­ лею кладбища. Ощущение, что ты не то на демонстрации, не то на массовом гуля­ нии, здесь еще более усиливалось. Этот город мертвых с зеркальной точностью отражал бытие живых, чему жи­ вые больше всего и способствовали. Когда Перевалов девять дней назад хоронил своего кота, он много чего узнал от словоохотливого кладбищенского рабочего. Например, кого, где, как и за сколько хоронят. Неимущим одним взмахом экскаваторного ковша вечный покой устраи­ вался на самых задворках кладбища, за которыми шел сплошной лес. Но чем весомее была «отстегнутая» денежка, тем ближе и престижнее отводилось для похорон мес­ то. И если когда-то надгробия центральной аллеи сплошь пестрели золотом имен уважаемых в городе людей — крупных руководителей, ученых, деятелей культуры и искусства, генералов, то сейчас, подступив к самой дороге, их заслонили собою персональные мемориалы братков и цыган — по нынешним меркам, видимо, осо­ бей куда более важных и уважаемых. Памятники бандитам отличались суровой монументальностью и отсутствием архитектурных излишеств. Специфику их профессии подчеркивали высеченные на камне эпитафии обычно следующего содержания: «Спи спокойно, братан. Мы за тебя отомстим». Братки и поминали так же мрачно и немногословно — чисто конк­ ретно. И чем больше в себя вливали, тем больше походили на высоковольтные опо­ ры с прикрученными к ним табличками «Не влезай — убьет!». Цыгане почему-то любили ставить усопшим соплеменникам стопроцентно реалистические памятники в полный (а то и более) рост на ступенчатых, похожих на АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН НЕСОВПАВШИЙ (АНАТОМИЯ САМОУБИЙСТВА)