Сибирские огни, 2003, № 6

АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН НЕСОВПАВШИЙ (АНАТОМИЯ САМОУБИЙСТВА) Нынешняя зима выдалась холодной. Намерзшись в старом пальтишке в очере­ дях, Перевалов спешил домой, но и в квартире с чуть теплыми батареями согреться было трудно. Перевалов наливал коту в блюдце молока, ставил на плиту чайник, натягивал старый свитерок под пиджак, а потом, когда кипяток был готов, устраивал­ ся на рассохшемся стуле образца середины столетия за таким же древним журналь­ ным столиком и включал телевизор. Кроме тусклых лампочек в комнате и туалете да на ладан дышащей электропли­ ты, включать в квартире было больше нечего. Другие электроприборы отсутствова­ ли, радиоточка обрезана (видно, тетушка отказалась от нее еще при жизни). Оставался черно-белый доисторический телевизор. Кроме него да кота, пооб­ щаться Перевалову в квартире было не с кем. Они были теперь самыми близкими ему существами, хоть как-то скрашивавшими его одиночество. Перевалов включал телевизор, гладил вспрыгивавшего на колени кота и говорил ему, кивая на телевизор: «Сейчас эта старая рухлядь опять начнет нас пугать страстя- ми-мордастями...» И не ошибался. Прихлебывая жидкий и несладкий чай, Перевалов привычно смотрел в голубой экран и ежился в нервном ознобе. Во времена, когда у него была по призванию и душе работа, семья и нормаль­ ная жизнь вокруг, в которой он занимал свое прочное место, Перевалов не особенно задумывался о смысле существования. Смысл заключался, наверное, уже в том, что он, Перевалов, работал и был на хорошем счету, мог содержать семью и растить детей. И на производстве, и дома он был нужен, востребован, включен, как любили писать тогда в газетах, в «созидатель­ ный процесс», который, как сейчас начинал понимать Николай Федорович, их жиз­ нью и двигал. Не все, разумеется, в этом процессе удовлетворяло и грело, многое хотелось исправить, но разве не в нужном направлении он развивался, не достойны ли и благородны были его конечные цели — свобода, равенство, братство и достой­ ная жизнь всех, а не избранных? Но где они, те цели и направления? Все смешалось на их плоту, все смешалось... И вот уже честь не по труду, как когда-то, не по тому, что доброго ты после себя оставил, воздается, а по тому, сколько и насколько ловко или дерзко сумел хапнуть, украсть, смошенничать. Не честью в деле утверждает себя большинство тех нынеш­ них, кто рвется к богатству и власти, а чудовищным обманом, грабежом, кровью и насилием. Ну а те, кто никуда не рвется, не имея либо сил, либо желания, просто барахтаются в оставляемой сильными и крутыми грязи, пытаясь выжить, не захлеб­ нуться в ней окончательно. Вот и весь на сегодня смысл жизни: одни грабят и жируют, другие, на это неспо­ собные, влачат и прозябают. Вот уж поистине — время вывихнуло сустав, жизнь окривела, мир сошел с ума!.. Или, закрадывалась жуткая мысль, только один он и спятил? Разве мало людей его эпохи и даже его поколения прекрасно уживаются с нынешней жизнью? А вот он родился в ненужное время и в ненужном месте. Хотя при чем здесь время и место, если не умеешь перестраиваться на нужный лад? Как же он был самонадеянно глуп, когда заявлял на заре нынешних перемен, что если честен, порядочен, добросовес­ тен, если не за что стыдиться, то и перестраиваться не надо. Теперь жизнь смеется над ним и показывает кукиш; бывший его парторг как плыл, так и продолжает плыть, а он идет ко дну. И правы были древние, утверждая: времена меняются — и мы меняемся вместе с ними. Но, может, все проще: одни способны жить в настоящем, словно ничего до этого не было, другие — нет. В математике это, кажется, называет­ ся «марковский процесс», вспомнил Перевалов и еще раз уныло подумал, что, ко­ нечно же, дело в нем самом, в его плохо приспосабливаемой натуре, в ущербном менталитете, которому не всякая среда и атмосфера в жилу. В общем, кто не успел, тот опоздал, а кто не сумел — погиб... 100