Сибирские огни № 5 - 2002
выдать государственную тайну, я тут слегка лукавил. Из индейских же историй, как ни странно, более всего их тронул мой рассказ о неприхотливости аборигенов и их нечувствительности к холоду. Их привел в содрогание мой рассказ о том, как индей цы чуть ли не с первого дня рождения смазывают тело ребенка жиром, смешанным с песком, забивая таким образом поры и перекрывая всякий обмен теплом с окру жающим воздухом. Со временем кожа становится совершенно нечувствительной к воздействию холода и ветра, и индейцу становится все нипочем, как тюленю. Я гостил у них две недели. Мне очень нравилось сидеть с Изабеллой в патио в зелени винограда. А со второго дня я начал по нескольку часов в день позировать известному художнику-портретисту. Отец Изабеллы обмолвился, что подарит мне портрет, как только он будет готов. Художник в небывало короткий срок справился со своей задачей. Через два сеанса он должен был показать мне свою работу, но я, к сожалению, вынужден был спешно покинуть их гостеприимный дом. Кто-то донес, что у де Сильва скрывается не испанец, и это могло роковым образом отразиться на судьбе графа и его семьи. Я простился с Изабеллой легко, как бы на короткое время, хотя понятно было, что прощаемся мы с нею навсегда. Я сел на коня. Она несколько минут удерживала его за уздцы, потом с улыбкой помахала мне рукой, резко отвернулась и, не огляды ваясь, зашла в дом. Покидал Севилью я ночью. Луна висела прямо над головой и высвечивала кам ни на дороге. Из-за поворота вывернули несколько всадников и карета. Было поздно искать укрытие и я, не меняя рыси, ехал им навстречу. Карета остановилась, из нее вышел, судя по голосу, молодой мужчина. Мы поприветствовали друг друга, и он поинтересовался, не попадался ли мне по пути какой-нибудь иностранец. — Нет, не попадался никто, — ответил я. — А что, в порту их больше нет? Мужчина рассмеялся. — Те, что в порту, мне не нужны. Как там Алькасар — стоит? — Стоит! — сказал я. Мы пожелали друг другу удачной дороги и разъехались в разные стороны. Нехорошее предчувствие, что теснило мне грудь на подходе к берегам Испании, на этот раз, к счастью, обмануло меня. Я без помех сел на корабль, может, еще потому, что на берегу все как сошли с ума и танцевали до упаду свои южно-испан ские танцы. Мое сердце всю неделю стучало в груди в ритме фламенко. И холодные северные валы шли один за другим, шли на юг, поднимая и опуская корабль, и где-то далеко на юге, где от зноя треснула скала и обнажился вход в ад, накрывали проклятую землю, на которой я навсегда оставил свое счастье». — Кому мне это рассказать? — спросил Федор у себя в зеркале и, понятно, не дождался ответа. Гл а в а 18. ГЕТМАНМАЗЕПА. Начальник речного пароходства Мазепа был самым крупным мужчиной пор та, включая грузчиков, прозвавших его «гетманом». А еще — самым крупным док ладчиком из всех, кого знавала трибуна Дома культуры пароходства. Любую свою мысль Мазепа предварял словами: «Я вот тут много думал...» Удивительно, но в годы авторитаризма у Мазепы был сладкий голос и сладкие манеры. С ними он вмешивался в любой разговор и в любую судьбу, как сахар в тесто. Это был самый деятельный начальник, когда-либо бывший на этом посту. «Гетманом» Мазепу звали не только за фамилию. Звали так еще за пять волос ков, намазанных на лысину, и за широкие штаны, висевшие на нем бесформенным кулем. ВИОРЭЛЬ ЛОМОВ СОЛНЦЕ СЛЕПЫХ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2