Сибирские огни № 5 - 2002
ВИОРЭЛЬ л о м о в — Когда в мае 1596 года, всего-то четыреста лет назад, всесильный испанский X король, владыка полумира Филипп узнал, что тело его злейшего личного врага, мое ^ тело, — старик поднял кверху указательный палец и спутники его согласно закивали ш головами, — покоится в свинцовом гробу на дне залива, неподалеку от панамского ^ города Номбре-де-Диос, это для него был сущий праздник. Одно это известие про си длило ему на два года страданий его жизнь. Католический мир залился вином. Вся ^ Испания ликовала, энтузиазм распирал всех, будто каждый испанец приложил руку ^ к моей преждевременной смерти... и Экс-пират усмехнулся. — Все просто опухли от счастья. Да, тогда была весна... Точно такая же весна, как перед этим... Мы с запада заходили в гавань вдоль узкого мыса, на котором лепился Кадис. Ослепительно белые стены домов в прозрачном воздухе как бы при поднимали город над ослепительно голубой поверхностью моря. Все было какое-то небесное. Какое было время! Какое время!.. — старик задумался. — Так вот, Севилья была залита огнем иллюминаций, число ночных любовных признаний возросло втрое, дуэлей — впятеро. И только одна женщина, богиня, прекраснейшая из прекрасных, дснна Изабелла (это вот ее портрет), бросившись лицом в мавританское покрывало, не стесняясь слез своих, безутешно рыдала, рыдала первый раз в жизни, а потом в клочья разодрала покрывало, мокрое от ее слез. А какие у нее были глаза, какие глаза! Что-о-о?! Они сверкали даже во тьме! И вот эти глаза погасли, потускнели и опустели навсегда, — глаза старика засверкали, как суровое море в ночи. Салаги молчали. Когда молчишь, и набираешь рост. А потом вагон летел на восток, а люди в нем держались мыслями за запад. Впереди были дачи, позади дома, и только у одного пирата дом там, куда он держит путь. Мысли упруго натягивались, рвались... Вот они порвались, и все замолкли. Дорога сморила всех, рядом со стариком оказалась дама, он не понял какая, то ли Анна, то ли Мэри — а, один черт! — справа был портрет у стены, сквознячок по шее, слева дама, он пригрелся к ней и уснул. Проснулся от толчка. Остановка. Дамы не было — видно, унесло сквознячком. На удивление было тихо в совершен но пустой электричке. Не было даже запаха мыслей. Неужели проспал до конеч ной? Вышел. Нет, остановка его. Но что это? Снег? Снег-то намел, ясно, ветер, а вот его кто принес сюда? Какой снег! Неужели пролетело полгода? Или полжизни? Моргнешь раз глазом и проморгаешь лето. Моргнешь другой и проморгаешь жизнь. «Однако, чего это меня принесло сюда зимой? — подумал старик. — Ниче го не поделаешь, теперь надо пробираться к домику». И он далеко в сторону отбро сил ненужный теперь посох. Снегу было по пояс. Садоводческое общество онемело под снегом. Снегу наме ло под застрехи домов. Так тихо, что слышно, как за рекой стрекочет сорока да товар няк за рощей отпиливает кусок пути. Снег лежал на пути, как белый дракон. Из-за поворота вышла огромная фигура, увенчанная несуразно громадным рюкзаком, да еще покрытым чем-то плоским. И только она ступила на снег, как тут же и исчезла в нем, оставив на обозрение один рюкзак с плоской крышей. Из-под рюкзака понес лись ругательства. Появились руки, голова со сдвинутой набок шапкой. Фигура вы лезла на свет божий, сняла рюкзак, осторожно отцепила от него завернутый в меш ковину портрет и, вытирая со лба обильный пот, пристроилась на заборе. Это был генерал Олоне. На него с любопытством уставилась сорока, прилетевшая на ругань с того берега. — Надо ползти! — воскликнул герой Маракайбо и форта де-ла-Барра, а может, и Номбре-де-Диос, и помахал сороке шапкой. — Внучка тут не проходила? Внучка Мэри? Я подобрал ее в Каракасе. Он нахлобучил шапку, похлопал по ней рукой, так что неясно было, что он нашел в Каракасе — внучку или эту шапку — и, прицепив к спине, как черепаха панцирь, портрет, пополз по улочке, волоча за лямки набитый рюкзак. В рюкзаке что-то позвякивало, никак не меньше сорока тысяч реалов. Пополз, скорей всего, к
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2