Сибирские огни № 5 - 2002

ВИОРЭЛЬломов >< 3 с щ щ о Ш з - ПС § и дые. Федя выбирал три разных яблока и откусывал от них по очереди. Откусит, наре­ жет несколько долек... — Режешь? — услышал он. Подняв голову, Федя увидел над каменной кладкой Фелицату. Ее лицо над белы­ ми и серыми камнями было до того красиво, что у мальчика навернулись слезы на глаза. — Заходи! — позвал он. — Будешь? Он протянул девушке яблоки. У Вороновых яблонь и груш не было. — Дома есть кто? — Нет. А что? — он откусил яблоко и скривился. Провел языком по передним верхним зубам. — Оскомина? — спросила Фелицата. — Это пустяк. Это не боль. Боль, когда зуб гниет или его выбьют... Она несколько минут подержала свою ладонь перед Фединым лицом, и через час Федя забыл про свои зубы. Может, потому еще, что она опять стала рассказы­ вать ему о том, каким он станет через много лет. — Графа вылечила? А себя? — Федя ногтем пощелкал по зубам, они не заныли. — Саму себя сложно лечить. Давай подрастай, вылечишь. — Опять вылечила! — похвастал вечером Федя матери и пощелкал себя ногтем по зубам. — Совсем не больно! Я стану адмиралом! У меня будет корабль! Мать ничего не сказала, вздохнула и стала собирать на стол. Вечером они с отцом прикрыли дверь и о чем-то долго шептались в темноте. Утром Федя увидел отца, выходящего из ворот Вороновых. Фелицата за весь день ни разу не появилась ни в воротах, ни на улице, и Федя, поскучав, подался на речку, пока не вернулась с работы мать и не запрягла очередным нескончаемым делом. Где их только взрослые берут? Так посмотришь — ничего не надо делать! А они — будто другие какие, в сам деле — откуда их только не вывернут! Почему во взрослой жизни столько дел? Они, наверное, заводятся в ней, как блохи. Не появилась Фелицата и на другой день, и на третий. Федя прослонялся весь день по унылой улице, так что к вечеру у него от шлака стали болеть огрубевшие за лето ступни. — Ты где шлялся? — спросила мать. — На ноги-то посмотри — как у эфиопа! Налей в таз воды, ототри! Пемза на табуретке. Не смей так в постель залазить! — Я на полу лягу. — Яте лягу! Федор, бурча, долго оттирал стопы от въевшейся пыли и крошек. — Дочка Вороновых не появлялась?— как бы между прочим спросила мать. — Нет, а что? — спросил мальчик, почувствовав в вопросе подвох. Он стал листать книгу, на белых листиках которой черные буковки бежали ровно-ровно друг за другом, как муравьи. У них где-то должна быть своя норка. Надо же, по ним можно было читать стихи! — Книжка откуда? — Она дала, — важно ответил Федя. — Подарок. Учиться мне надо читать. — Научишься. — Не была, — услышал он вечером, когда пришел отец, и понял, что мать говорила о Фелицате. Для Феди имя «Фелицата» ассоциировалось с исчезновением боли. Он не мог выразить это словами, но всякий раз, когда думал о девушке, эти слова, как теплые невидимые муравьи, бежали по его лицу и растягивали рот в улыбку. Вот и сейчас, услышав слова матери, он улыбнулся. — Слава богу, отвадили! — сказал отец. Федя услышал, как у него забилось сердце где-то в ушах. Он не понял слов отца, но уловил в них нечто для себя страшное, нечто такое, что может вдруг навсегда