Сибирские огни № 5 - 2002

ВИОРЭЛЬ ломов >< 3 сЩ й о Щ X ЕЕ § и Раньше-то женские роли только мужчины играли. Она была просто чудо, и чудо как хороша. Поклонники вились вокруг Нее роем. Он был тоже из их числа, разве что побогаче других. Она же делала с Ним, что хотела, третировала Его, помыкала Им, пока совсем не свела с ума (что было сделать совсем не трудно). Она была доступна для всех, но недоступна только для Него одного. Ее знала вся труппа и все поклонни­ ки. Они спорили друг с другом о форме родинки на ее бедре и цвете шрама чуть левее сердца. Она отталкивала Его, швыряла Ему в лицо Его подарки и хохотала. Однажды, застав Ее с каким-то Пьеро, Он пронзил Ее шпагой, а Себя кинжалом. Их обоих похоронили за пределами церковной ограды: Ее как актрису, Его как само­ убийцу. — Какой кошмар! И кто это тебе рассказал все эти ужасы? Катя вспыхнула и не разговаривала с Федором весь вечер, а его словно подзу­ живал кто — тоже помолчит-помолчит да как рявкнет под Шаляпина: «А ночь при­ шла, она плясала, пила вино и хохотала! Хо-хо-та-а-ла!» А потом примется громко рассуждать о том, что трагедия в театре тем слаще, чем жутче в жизни. Когда Федор в девять часов вечера хохотал в пятый раз, Катя не выдержала и тоже расхохоталась. Подскочила к Федору и стала колошматить его кулачками. — Ну, боксер, доставай вино! Ведь сегодня очередной день, как мы знакомы с тобой! Федор достал две бутылки вина, они пили его, плясали, как сумасшедшие, и орали во все горло: «Хо-хо-та-а-ла!» От возбуждения оба не сомкнули глаз до утра. Один только раз продолжили начатую Катей тему. — Все-таки в театре должны играть одни мужчины, — сказал Федор. — Так и было когда-то, — сказала Катя. — И играть только для женщин. — А для кого, ты думаешь, создан театр? — Женщине самой нельзя играть, так как это игра дьявола. Она не должна про­ давать ему душу. — Женщина изначально продана ему, — сказала Катя. — Я не об этом. В театре и так все крутится вокруг женщины. В любой пьесе женщина из мужчины делает тряпку. Из-за нее мужчины перестают быть мужчина­ ми или становятся зверями. А если еще и сама актриса начинает крутить мужиков- актеров вокруг себя — получается одна ложь. — Чего захотел!— усмехнулась Катя.— Правду в театре увидать ¡Зачем театру правда? Правду в пивнушках да на кухнях ищи. Вылей-ка мне все остатки— напиться хочу! — Мы с тобой как будто прощались, — сказала она на рассвете. На следующий день из театра, в котором она работала до войны, принесли за­ писку. Приглашали на юбилей театра. Подпись «Режиссер Славский». — Новый, не наш, — сказала Катя. — Кажется, из Горького. — Иди, развеешься, — сказал Федор. — Надень то платье, удивительно, оно черное, но ты в нем такая прозрачная вся. Катя ушла в чудном платье, а Федор тыкался по углам и никак не мог отделаться от фразы: «Под городом Горьким, где ясные зорьки...» В театре после концерта все выпили, стали вспоминать тех, кого растеряла труп­ па за годы войны. Помянули режиссера, первого мужа Екатерины, спросили у нее, не собирается ли она вернуться на театральные подмостки. Новый режиссер все поглядывал, поглядывал на нее, а прощаясь, вдруг предложил ей роль в новой пьесе, не героини, но характерную. «У вас андалузские глаза», — сказал он. И Катя тут же согласилась. — Феденька, мне предложили в театре роль! — возбужденно воскликнула она сразу, как вошла в дом. «Роль — ЕеЪ — подумал Федор. У него все оборвалось внутри, но он виду не подал и сказал: