Сибирские огни № 5 - 2002

ВИОРЭЛЬ ломов — Болит? У меня, оказывается, Колю не у... не у... — Катя заплакала навзрыд. Успокоившись, сказала: — Колю-то моего, сынишку, не убило тогда. Живой он. Его 2 подобрал один человек и все это время кормил, воспитывал. А теперь вот этот чело- щ век нашел меня и сказал об этом. 0 Федор, не понимая, смотрел на нее. щ — Ну и что? Где ж тут беда? — Не отдает он мне его! |=! — Как не отдает? Да зачем же тогда сказал? 0 — Ой, Федя! Тут, как в романе, долго рассказывать. Классический любовный f треугольник. Довоенный еще. Муж, я и еще некто третий. А в треугольнике, если один угол тупой, так это муж. Господи, прости меня, грешную! И так наказал меня уже на полную катушку, дальше некуда! Муж мой, царствие ему небесное, был театральным режиссером, это совсем другая жизнь, тебе ее лучше и не знать со­ всем. Он и от фронта-то отмазался под предлогом своего бескорыстного служения высокому искусству. Судьба, правда, мстит тому, кто с ней нечестен. Жизнь искусст­ вом не купишь. Так вот, муж был мужем мне более по обязанности, чем по сердцу, и вышла я за него, да-да, не гляди на меня так, только из соображений театральной карьеры, хоть и Коленька был от него, не думай, что я уж совсем падшая женщина. Какой-никакой, но супружеский долг все-таки есть. Должен быть. Но вот этот третий меня сломал. О! Вскружил голову и увлек в пропасть. Он дирижером работал. Дири­ жеры, Феденька, властные люди, а этому — самому впору дирижерами руководить! С ним чувствуешь себя простой флейтой, как в «Гамлете». Что флейтой? Чувству­ ешь себя одинокой нотой: фальшивой и ускользающей. Когда я поняла, что фальши­ вых нот не бывает, что фальшивим мы, я освободилась. Перед самой войной разор­ вала с ним отношения. Хватило душевных сил. Я, конечно, тоже стервоза еще та. Он был убит этим, ну да музыканты от одной ноты готовы помереть, а потом от нее же воскреснуть. У них это наблюдается периодами. Словом, этот дирижер и нашел тогда моего ребенка в какой-то больнице. Когда завалы растаскивали, Колю вытащили из- под балки. Балка свалилась на него и тем самым спасла. Правда, ценой черепно­ мозговой травмы. Дирижер тогда нашел (спасибо, конечно, ему) и взял Колю из больницы. А вот позавчера приехал сюда. Где-то узнал, что я тут работаю, пришел ко мне и предложил обмен. Мне — Колю. Меня — ему. Опять проклятый треугольник! И правда, самая жесткая (жестокая!) фигура. Я отказалась. С ужасом — отказалась! Его это здорово озадачило. Начал-то он с шутки. Пришел, мол, с небольшим подар­ ком, и кто старое помянет, тому и глаз долой. Похоже, он все рассчитал, но только не мой отказ от ребенка. Нашла коса на камень. Конечно, я погорячилась, не так надо было, но уж очень все было неожиданно. Я ему: заберу Колю без всяких условий, а там посмотрим. Нет, сказал он, так не пойдет. Я на своем. Мой сын, и какое твое дело? Спас от голода, спасибо на том. Бог воздаст и я не забуду. Но сына отдай немедленно и без всяких условий! Тут он и выдал: что я никому не докажу, что Коля мой сын; что Коля умер и это записано, где надо; что Коля просто-напросто не узнает меня после стольких лет разлуки; что сам он, в конце концов, теперь Колин отец. И показал мне справку об усыновлении мальчика-сироты Коли (без фамилии). Справка — в обмен на тебя, сказал он. Я сжала зубы и сказала: нет. Он был в ярости, но и без сил. Я готова была убить его, себя, кого угодно! Хорошо, он быстро ушел. Как ушел, у меня ноги подкосились и я повалилась без сил. Как подумала, на краю чего была... Какая я мать — после этого?! Федор слушал. Когда в рассказ вплелся «некто третий», он уже решил, что начи­ нается волшебная сказка — женская исповедь о добродетели. Дамы о добродетели знают все. Но потом с изумлением почувствовал, как за считанные секунды, пока Катя рассказывала ему свою историю, у него расширилось сознание, как необъятен стал мир, как наполнился он, помимо его сугубо личных проблем и локальной его боли, множеством проблем близких и не близких, понятных и не понятных ему лю­ дей, наполнился всеобщей болью и всеобщей радостью. И он понял, что выход из его