Сибирские огни № 5 - 2002

ВИОРЭЛЬ ломов — Я поверила Феде после того, как он вдруг сказал: «Зря Сервантес подтруни- X вает над Дон Кихотом. Дон Кихот, действительно, как видит, так и поступает». 3 — Но при всем при том у капитана удивительное чувство юмора, — сказала щ Анна Семеновна. — Я бы сказала: сарказма, — не согласилась Катя. — Юмор он допускает только щ к тем, кого любит, а к остальным у него сарказм. В войну он много передумал. Это 5 даже странно было для его возраста. Я многих нагляделась в госпитале. Большинство (=; там не то что «думали» о чем-то, большинство просто биологически существовали. 0 Некоторые даже госпиталь воспринимали как вторую линию фронта, на которой f нaдo элементарно, без всяких мыслей в башке и уж, конечно же, без высоких мате­ рий, выжить. — Да, он сущий ребенок. Ваши дети с вами живут? — Нет, — быстро ответила Катя. — А ваши? — Мои— кто где. Все в меня, и все от разных отцов. Оно так даже спокойнее — никакой гемофилии. Денис, это сын, тоже в городе на Неве. И про пиратов он тоже рассказывал? — Про пиратов? — не поняла Катя. — Вы имеете в виду... — Пиратов, я имею в виду— пиратов, корсаров, буканьеров, как там их еще... — Кажется, ничего. Про войну-то и то скупо рассказывал. Он тогда долго сжат был, как пружина. Я иногда боялась его, — вдруг призналась Катя и подумала: «А может, оттого я так легко и ушла от него?» Гл а в а 6. МЕДСЕСТРА КАТЯ. Федор спал плохо. Было душно, были мысли, и ночь тянулась, как доклад. Да и Лида, похоже, маялась без сна, но с закрытыми глазами. Она ворочалась с боку на бок, а Федор отодвинулся на самый край кровати, чтобы не прикасаться к ней. И причиной его бессонницы была вовсе не психика, взбудораженная многодневным спектаклем. Когда проходит столько лет, начинаешь сомневаться в своих чувствах, что были тридцать три года назад — мало ли куда их за это время унесло! А когда начинаешь сомневаться в своих чувствах, начинаешь сомневаться в себе. Тридцать лет и три года, думал Федор, тридцать лет и три года прошло, а как и не было их. Может, и впрямь их нет? Как у Ильи Муромца, их никто не учитывает. Под деревом промяукала кошка: «Не-ет! Не-ет!», и тут же кто-то шуганул ее из окна. Кошка броси­ лась в кусты, вот и ее не стало, как тех лет... Медсестру звали Катя. Она обслуживата две палаты: тяжелораненых и «сред­ неньких». В первой палате был тяжелый запах, тяжелые вздохи, тяжелые взгляды и мысли, а во второй было немного светлее, но оттого и больнее сердцу. Катя не воспринимала тяжелораненых как конкретных людей, с конкретными именами и судьбами. Они были для нее все на одно лицо, и было это лицо нескончаемой боли. «Средненькие» хоть изредка улыбались, вставали, выходили покурить тай­ ком в коридор, даже заигрывали с ней, к чему она, правда, относилась крайне отрицательно. — Не теряйте попусту свои силы, селезни! — командовала она. — А то опять на утку посажу! — Кря-кря! — крякали те. — Га-га-га! Га-га-га! — Сестра! — позвал ее Федор. — А, сестра! — Чего тебе, Дерейкин? — Муха, птица проклятая!.. — Не придуривайся. — Май-то погляди какой! — Что?— не поняла Катя. — Какой май? Июнь уже вовсю.