Сибирские огни № 5 - 2002

ВЛАДИМИР ШАПОШНИКОВ доЬ этот в е ч н ы й « п о л о в о й в о п р о с » время, когда московская публика валом валила на спектакли МХАТа, а в Петербурге толпы людей осаждали художественные выставки, чтобы познакомиться с новыми полотнами Васнецова, Коровина, Нестерова, Петрова-Водкина... Словом, по всем приметам по многочисленным свидетельствам людей, живших тогда, это было вре­ мя торжества настоящего, высокого искусства. И вот те на, такой, с позволенья ска­ зать, «феномен» — засилье самой что ни на есть низкопробной «порнухи». Но, как известно, ни в природе, ни в обществе нет такого феномена, который нельзя было бы объяснить, в котором невозможно было бы разобраться. Разуме­ ется, если подойти к этому феномену спокойно, без предвзятых суждений и преду­ беждений. Вот давайте и попробуем с позиций наших сегодняшних знаний и пред­ ставлений об эпохе начала XX века объяснять этот феномен — наглое вторжение эротики и порнографии во все сферы искусства. Прежде всего здесь следует обра­ тить внимание на одно немаловажное обстоятельство. Россия начала XX века — это уже буржуазная Россия, где торжествует и капиталистический способ произ­ водства, и буржуазная мораль с ее непреложным принципом -— все продается и все покупается. А коли так, то можно в изобилии выпускать порнографические открытки и книжонки на потребу широким обывательским массам, которые все­ гда тяготели к «клубничке», ко всякого рода «сладострастной пакости» (выражение Куприна). Но это — причина очевидная, видимая, истолкованная к тому же в духе маркси­ стско-ленинского учения. Вспомним знаменитые ленинские слова: «Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной пуб­ лики, которая требует от вас порнографии в рамках и картинах, проституции в виде «дополнения» к «святому» сценическому искусству?» Однако, кроме этой, сугубо «буржуазной» причины, были и другие причины, так оказать, общечеловеческого характера. Дело в том, что человечество на протя­ жении всех веков и тысячелетий своего существования всегда проявляло интерес к «половому вопросу». Свидетельств тому несть числа. Это и знаменитая индийская «Кама Сутра», и древнекитайские эротические трактаты, и «Наука любви» Овидия, и «Золотой осел» Апулея, и «Декамерон» Боккаччо, и сочинения маркиза де Сада, и мемуары Казановы... Небезгрешна в этом смысле и великая русская литература XX века. По первому впечатлению наша классика кажется исключительно благопристойной, целомудрен­ ной, не оскверненной никакими эротическими «вольностями». Ее герои объясня­ ются в любви дрожащими от волнения голосами, потупя взор, млея и краснея, пер­ вый поцелуй для них — райское блаженство, ну а первая близость — это такое таин­ ство, писать о котором считалось верхом кощунства (потому все русские любовные романы и повести полны деликатных умолчаний и многоточий). Но при всем при этом смеем утверждать, что великие наши классики были бы ханжами и лицемерами, если бы совершенно игнорировали эротику и брезгливо обходили стороной этот вечный, мучительный для всякого земного, грешного чело­ века «половой вопрос». Возьмем того же Пушкина. Как известно, им написано множество любовных стихов. И среди этого множества нет-нет, да встречаются откровенно эротические этюды. Как, например, вот этот: Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем, Восторгом чувственным, безумством, исступленьем, Стенаньем, криками вакханки молодой, Когда, виясь вмоих объятиях змеей, Порывом пылких ласк и язвою лобзаний Она торопит миг последних содроганий. О, как милее ты, смиренница моя, О, как мучительно тобою счастлив я, Когда, склонясь на долгие моленья, Тыпредаешься мне неясна, без упоенья, Стыдливо-холодна, восторгу моему Едва ответствуешь, не внемлешь ничему, И разгораешься потом все боле,боле— Иделишь наконецмой пламень поневоле.