Сибирские огни № 5 - 2002
— Я ненавижу тебя, Турпанов! — закричал он.— Ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть. Попомни! Рядом с ним глухо, будто из бочки, бухал густым лаем в нашу сторону черный кобель. И когда только успел там очутиться? — Каков хозяин — такова и собака. Ну, прямо копия, ни больше, ни меньше! И как так в жизни выходит? Чудеса, чудеса... — После таких событий, — осторожно заметил я, когда мы на перекрестке рас прощались с Прокопием, — неплохо бы дерябнуть хоть по кружечке пива. — Айда, — неожиданно согласился Толян. В широкой и приземистой, как колхозный сарай, поселковой пивнушке дым висел коромыслом. И гвалт стоял, как на хорошем базаре. По случаю конца рабочего дня народишко сюда валил беспрерывно, и кого тут, в этой мешанине, только не пребывало: русские, среднеазиаты, кавказцы. Особенно много было последних. Почему-то в те так называемые годы застоя смуглые люди в таких же смуглых кепках величиной с тележное колесо шабашили по всем городам и весям Сибири. Взяв свое пиво, мы с Турпаном притулились к грязному и вонючему столу поодаль от шумной бритоголовой компании горцев, кого-то вдруг напомнивших мне до зубной ломоты. Горцы, едва увидев Толяна, прониклись вдруг к нему жадным вниманием и все бросали, бросали на него любопытные взгляды, о чем-то гортанно переговариваясь по-своему, а то и обращаясь шепотом к нашим поселковым ребятам. А потом как-то незаметно и тихо окружили нас, и один из них, лупоглазый, с острой, клином вперед, бороденкой, нагло уставившись Толяну прямо в глаза, прошипел: — Ты, я вижу, тоже чеченец. Почему не подходишь? Толян хмыкнул, кривя рот и топыря усища, и отпустил равнодушно: — Я такой же чеченец, как ты царевич Гвидон. —-Заелся? Зазнался? Свой народ забыл? — наседал, не веря, чеченец. Турпан пристукнул кружкой по столику так, что пиво хлюпнуло едва ли не в потолок. — Слушай! Ты мне начинаешь очень даже не нравиться. Чего прилип, как бан ный лист к полке? Чего надо? Говори по-человечески, по-мужски, и валяй. — Ладно. Скажу, — чеченец скрипнул зубами. — У нас... У нашей бригады не совсем получается договор с нефтебазой на строительство двухквартирного дома. А ты в поселке человек уважаемый. Помоги! — Я строительными делами не занимаюсь, — отрубил Анатолий. — Ингуш, ингуш! Проклятый ингуш! — перешел вдруг на визг и истерично задергал руками бритоголовый. — Только ингуши способны врать и предавать, как шакалы. Шакал, шакал, будь ты проклят! Второй раз за этот день лицо Анатолия сделалось серым. Второй раз он был на грани чего-то такого, чего я не видел, не знал, но боялся. Он сейчас вполне мог, как многие годы назад, когда какой-то подонок при нем сказал что-то гадкое о Регине, выйти из себя и сделать беду. Беду, расплатой за которую стать может снова тюрьма. Я поближе придвинулся к нему, уже готовый защитить его со спины, а заодно защитить и свой тыл. Но Анатолий меньше всего думал о смерти. — Слушай ты, инородец задолбанный! — сказал он ясно и спокойно, держа пус тую кружку подобно гранате и бросая слова, как тяжелые камни. — Или ты сейчас же уйдешь отсюда подобру-поздорову вместе со своим вонючим шалманом, или я тебе такого ингуша покажу, что ты до конца своих дней будешь пигсать кровавой мочой. Ну! Живо! — заорал он, уже теряя власть над собою и готовый на все. Не знаю, что было бы, окажись мы в других обстоятельствах. Но сейчас обсто ятельства благоприятствовали Толяну. Он был дома, а дома помогают и стены. Горцы благоразумно оставили свои недопитые кружки и гуськом пошли к вы ходу. Как сквозь строй, понуро шагали они через настороженный зал. X О >5 X X 4ш 5 о X НИКОЛАИ ВОЛОКИТИН
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2