Сибирские огни № 5 - 2002

НИКОЛАИ ВОЛОКИТИН я о fct (=5 < 5г >К Я к чщ щ и ос новомодных компьютеров, — назидал меня с противоположной стороны озерушки Турпанов. — Он сечет уже то положение, когда ты нажимаешь на спуск. А посему встань в позу и стой. А я за кустами подберусь, спрячусь и ляпну ему прямо в самое темячко... Точно. Через малое время грохнул выстрел, и нырок перевернулся вверх белым брюшком. — Интересно, что бы ты, Николашенька, делал дальше с твоим двухпатронным боеприпасом, рвани наш порох у тебя на пупке?— язвил с ухмылкой мой друг, когда мы возвращались на стан. Я помалкивал. Что тут было сказать? Наутро пошли колобродить по острову, охотясь с подхода, уже вместе, на пару, как захотел того Анатолий, и натолкнулись на суходоле на такую деляну ряской ян- тарнейшей костяники, что и забыли про уток. Костяника горела по солнечной гриве просторным ковром. Я, как всегда, увлеченный чем-то одним, может быть, не обратил бы на нее и внимания, но не тот был Толян. — О-о-о! Николашенька! — завопил он, падая на колени. — В кои-то веки! — Что? — Да ты совсем не врубаешься? В кои-то веки... Костяника— это такой кладезь, это такой сгусток витаминов и всех прочих полезных веществ, что обалдеть. Недаром раньше нарымские купцы предпочитали всем вареньям варенье из костяники. Тут тебе и витамины, и органические кислоты, и сахара... — Откуда ты все это знаешь? — решил и я съехидничать малость. Но Анатолий шутить не хотел. — От бабушки, — очень серьезно сказал. — А еще из нужных мне книг. Больше, конечно, от бабушки... Вот уж будет ей подспорье в еде! Он отцепил от пояса специальную для подобных случаев дерматиновую сумку, и мы стали собирать в нее ягоду прямо кисточками. А набрав довольно прилично, нашли еще на соседней верети делянку иван-чая и взялись обрывать его лиловые соцветия и продолговатые листики. Не знаю, почему, но из всей поездки больше всего запомнилось мне это тихое собирание ягод и целебной травы. И еще запомнился какой-то удивительный, аро­ матный свет того долгого-долгого и чистого-чистого дня. * * * А через пару дней, ожидая, когда у Анатолия закончатся дела в поликлинике, я бродил удрученный по поселку и терялся в догадках. Ни с того ни с сего Анатолий вдруг среди недели позвонил на службу сестре и передал, что мне к вечеру непре­ менно надлежит быть у него. Я по своей заполошности вечера, естественно, не дождался, приехал намного раньше, и вот теперь коротал часы в одиночестве, а одиночество — не лучшее состо­ яние, когда ждешь сам не зная чего. Да и окружающее угнетало, давило, вызывало чувство дикой тоски. Я уже давно заметил, приезжая на родину, что с каждым годом в моем поселке что-то менялось, таяло, исчезало, а вместе с этим что-то и умирало в душе. Я, конеч­ но, понимал, что ничего тут не поделаешь, такова суть жизни, и тем не менее было больно, хоть реви. То я видел, что на поселковой площади уже не стояло старинной деревянной хоромины, построенной когда-то местным купцом Трофимом Трофи­ мовым под трактир, а потом приспособленной под поселковый Совет. То замечал, как поредели на окраине бывшей Сталинской улицы вековые коренастые кедры, до недавнего времени питавшие орешками весь околоток и кому-то вдруг помешав­ шие. То тосковал у кочкастой низины, что возле Болотного переулка, где в свое время было уютное озерцо, одаривающее нас, ребятишек, гальянами, а теперь на месте его