Сибирские огни № 5 - 2002
— Долго еще?— поинтересовалась Пелагея Пантисовна. — Все, бабуленька, все! — Анатолий отбросил ножницы на диван. — Кончил дело — можно и храпануть. — Вот-вот, — поддержала бабушка.— На это и намекаю. Пристала я чё-то, дрема берет. — Так и ложись на здоровье. — Легла бы сей же момент, да грохот у вас. И люди добрые могут явиться. Проводил бы меня в мою камору, наверх. — И то правдаГПошли, дорогая!— Анатолий поддел бабушку под мышки, на правился к лестнице. — Джигит! — не удержался я. — И как ты, Регинушка, такого мужика до сих пор не сподобилась захомутать-обуздать? — Больно норовистый попался, — засмеялась она. Но тут же и спохватилась, поправилась: — А кто тебе сказал, что он сам по себе, не со мной? Он мой! Был моим, есть и будет моим! — Я не то имею в виду. — Регистрацию брака в казенной конторе? — Регина прищурилась. Боже! Как сильно она изменилась! Нет, не в смысле потери былой красоты. Регина по-прежнему была миловидна и привлекательна, по-прежнему при желании могла свести с ума любого. Просто стала немного тверже лицом, собранней телом, мудрее глазами. Ее женскую взрослость особенно подчеркивали серебряные ниточки в шевелюре. Их я заметил давненько, еще после того, как несколько лет назад, выйдя на пенсию, как-то разом в течение месяца умерли ее мать, а следом отец. — Если регистрацию, — продолжала Регина,— то какое это в нашем возрасте имеет значение? Я счастлива и без нее. И это самое главное. Разговор был исчерпан, почти не начавшись. И чего это я сунулся? Какое я имею право лезть в душу даже самым мне близким? Да и какая женщина, даже послабее Регины, станет походя откровенничать с приятелем? Это нам, представителям сильно го пола, хлебом нас не корми, дай поплакаться в чье-нибудь плечико. Анатолий уже спускался по лестнице. — Ну? Бог в помощь, что ли, ребята?— он придвинул стул, сел рядом с Региной, коснулся сильной ладонью ее тонкой руки. — Давай помогу. Регина сверкнула глазами. Да так, что меня вдруг, как вспышкой, ослепило видение... Тогда, в ту благословенную осень, наш десятый «а» класс срочно сняли с заня тий и отправили в деревню Конерво, в колхоз, в сопровождении одной лишь школь ной пионерской вожатой — молоденькой и вертлявой Юлии Трифоновой, по про звищу Юлька-Чирушка. От воли, от молодости, от полного беспригляда мы все тогда ошалели. Днем дер гали турнепс, кормовую свеклу, рубили капусту, а вечерами до глубокой ночи то ко лобродили где-нибудь табором за околицей, то просиживали за очень даже вольными разговорами у риги, где в голубом лунном свете исходили ржаным сладким духом скирды соломы. Толька, будучи старше каждого из нас на три года, пользовался осо бым вниманием большинства девчонок, но особенно нашей руководительницы. — Турпанов, ай да Турпанов! Турпанов, ну молодец! — то и дело слышалось днем. А вечером уже с совсем другой интонацией: — А где наш Турпанов? — С Градиевской уединяется, — ехидно докладывал кто-нибудь из классных красавиц. Уединялись не только они, многие уединялись, но это не было так серьезно и так откровенно открыто, оттого и вызывало охи и ахи, которые остряк-самоучка Юрка Щелупанов комментировал всегда одинаково: «И завидуют оне государевой жене!» — на что Толяну с Региной было плевать. НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН ПОСЛЕДНИЙ ЧАЛДОН
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2