Сибирские огни № 5 - 2002

НИКОЛАИ ВОЛОКИТИН п о с л е д н и й ч а л д о н Глуша в себе неприязнь, я уже бросился было к обласку, к берестяному кузову с рыбой, но Толян отрезал Гришане: — Обойдешься! Караси с салом противопоказаны! — и обернулся ко мне. — Все! Базару конец. Живо все прибираем и — к дому. Время подпирает уже! Не хватало опоздать на работу! — Ты почему с ним так грубо?— спросил я, когда мы уже шагали по улице. — Ане люблю поросятника, — процедил он сквозь зубы. — За что? — Ну, не люблю, и все! Я знал, что больше спрашивать его о чем-либо бесполезно. * * * В нижнем, когда-то почти заброшенном этаже было прибрано, обихожено. На вросших в землю окошках висели простенькие, однако нарядные, шторы. Простор­ ную залу и особенно низкий, покрытый белилами потолок освещала трехламповая стеклянная люстра. Вдоль стен, помимо прежней тахты, стоял старый, но обтянутый свежим коленкором диван и самодельные стулья, а передний угол «украшало» спи­ санное в больнице и восстановленное Анатолием стоматологическое кресло со все­ ми необходимыми причиндалами. Сам Анатолий сейчас полулежал на полу и обстригал сидящей на диване ба­ бушке Пелагее на ее иссохших ногах отросшие ногти. — Ах, Ко-о-ля, Никола-а-ша, что ты делаешь со мной? — блажил он при этом свою любимую песенку так, что сыпалась штукатурка. А мы с Региной за крепким, тоже самодельным, столом толкли в стопке корич­ невый горный камень под названием мумие. Точнее, толок я, а Регина, задыхаясь в бурой пылище, просеивала через мелкое ситечко порошок, отмеряла его специаль­ ной мерочкой в порции и заправляла в пакетики чистой бумаги. Надо сказать, что с некоторых пор у нашего непоседы появилась еще одна страсть — лечение больных, как он говорил, этой чудодейственной застывшей смолой есте­ ственного происхождения. Каждый год он теперь в начале июня брал отпуск и мчал­ ся куда-то не то в Туву, не то на Алтай, притаскивая оттуда лекарственный продукт тяжелыми рюкзаками. Тогда, после нашей первой встречи через четырнадцать лет, я вскоре переехал на жительство в Красноярск, ушел со службы на вольные хлеба и стал ездить на родину часто, так что наши общения с Толяном уже не казались в диковинку, и тем не менее... И тем не менее, каждое из этих общений по-прежнему воспринималось как праздник, хотя мне и не очень легко было разрываться между поселком и городом, между другом и матерью. Вот и сейчас я глядел на него, как на красную девицу, и не мог наглядеться. Пятнадцать лет миновало, нам уже было не по тридцать в среднем, а по все сорок пять, но разве я это замечал? — Тюрлюм, тюрлюм! Тюрлюм, та-та-та-та! — по-молодецки продолжал надда­ вать Анатолий. — А и не орал бы ты так сильно, парниша! —-не вынесла бабушка. — В ушах от этого ору гимзит. Забыл, что мне без малого девяноста? — А зачем мне помнить, бабуля? Ты у меня всегда как цветок! — он подскочил и чмокнул старушку в дряблую щеку. — Хочешь, маникюр тебе заварганю? — Да подь ты к чемеру, баламут! И чего привязался, ить не просила, — вроде ворчливо, но благодарно бормотала она. — Ну и стучала бы когтями медведицей!Кто ж, коль не я, за тобой последит? Меня всегда поражало Толино отношение к бабушке. Я, например, с такой лас­ кой и бережливостью даже с мамой не умел обращаться.