Сибирские огни № 5 - 2002

НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН 'Ц&Щ ПОСЛЕДНИЙ ЧАЛДОН — Карась ночами не гуляет по чистому, как влюбленный городской вьюноша по прешпекту, — пояснял терпеливо. — Он обожает где погуще и потесней. — Профессор, туды его за ногу! — вспыхивал я, опять осознавая, что вляпался... Позднее, уже после ужина, когда мы расслабленно полулежали на клочках сена у костерка, Толян, кашлянув в горсть, заметил: — А тебя, Николашка, сразу видно, что ты в начальниках ходишь. — Это почему? — Нервный больно, во-первых. И, во-вторых, только начальники умеют лезть в каждую дырку и учить даже ученых тому, чего сами не знают и не умеют. Я хотел возразить, но промолчал. Не понимаю, почему даже. Просто промол­ чал и все. Была уже глубокая ночь. Над головою огромным плотным шатром уходило в бездну черное небо, обсеянное живыми, шевелящимися, то большими и яркими, то малыми и тусклыми звездами. Скопления иных из этих звезд, особенно дальних, по­ ходили вообще на пушистые сгустки непонятного, опять же живого светлого веще­ ства. Иногда какая-нибудь крупная звездочка срывалась и падала, выписывая яркую крутую дугу и угасая в мгновение; иногда по прямой летела, горизонтально, одной ей ведомым путем, и медленно, заторможенно рассыпалась на множество искорок, похожих на искорки нашего костра. На песках по другую сторону речки отчаянно крякали маленькие утки— чирки. На озерце кто-то смачно всхлюпывал, может быть, попавшие в сеть караси. А в глубине острова, в одной из невидимых талиновых кущ, все гугукала и гугукала спросонья какая-то птица: «Ху-бу! Ху-бу! Ху-бу! Гу-гу-гу!» Крепко пахло сеном, свежей отавой, озерной застоялой водой. И все это — небо и земля, звуки и запахи — сливалось во что-то единое, трепетное и мощное, частицей которого был и я. Ни разу мне еще не доводилось гак остро чувствовать свое един­ ство с окружающим миром. Я знал его, я видел его каждой клеточкой, и не было в нем сейчас ни одной живой души, которую бы я не понимал, как себя самого. Хотя неправда. Была такая душа. — Толян! — решился наконец задать я вопрос. — А почему ты до сих пор не женишься на Регине? Что за роковые обстоятельства у тебя? Мое любопытство не пришлось ему в удовольствие. — У нас, у Турпановых, — буркнул он неохотно, — всегда все роковое. Папа мой с молодости в личных делах только мучился и мне свою судьбу передал по наследству. — И все-таки? — настаивал я, пропустив мимо ушей слова об отце, так как судьбу его давным-давно знал. — Да понимаешь ли ты?! — закричал вдруг Толька отчаянно, вскочив с земли и взмахнув, как коршун крыльями, кистями рук. — Не могу я выносить ее чертового матриархата! Не могу я, когда на меня все время давят и давят, когда меня стараются сделать ручным! Я же мужик, я же вольный чалдон! А она... Разные мы, Никола- шенька, очень разные! — Тогда отступись. — Ха-ха-ха! — расхохотался он почти истерично. -—И вот этого не могу. Не могу, хоть убей. Ты знаешь, как у нас получается? Разругаемся, разбежимся. Все! Навсегда! До гроба бы не видеть тебя! А встретимся — и, как не пившие неделю пустынники к воде, припадаем друг к другу. А-а-а... Да чё говорить? Зря ты, Нико­ лашка, меня растревожил. Так было хорошо... Не надо больше об этом. Я и сам уже покаялся, что дернул меня черт за язык. Но, к счастью, Анатолий успокаивался так же быстро, как вспыхивал. Через минуту он по-прежнему сидел поодаль от меня у костра и смотрел на огонь. В небе снова, как мелом по школьной доске, прочертилась дуга. — О! Опять упала звезда, — проводил я глазами белый огненный след. — Кто-то умер, — почти прошептал Анатолий и подался ко мне. — Когда двад­ цатого мая сорок пятого года, почти две недели спустя после официальной победы,