Сибирские огни № 5 - 2002

— Ну! Ты о чем? Я слышал от сестры, что Регина в свое время закончила пединститут, сразу же после этого была поставлена в поселке директором детского дома, где до сих пор и исполняла эту нелегкую должность, поэтому хорошо ее понимал. — Но кто это, интересно, тебя известил? — удивился я. — Мир не без добрых людей, — короткий взгляд на Толяна. Однако Толян почему-то молчал, был насуплен, хотя на взгляд Регины ответил так же остро, готовно. «Интере-е-сненько! — хмыкнул я про себя, помня еще школьные бурные отно­ шения этих двоих, когда они то неделями готовы были держаться за ручку, то неделя­ ми же в упор не хотели видеть друг друга. — Неужели до сих пор?» — Регинушка, Регинушка, деточка! — суетилась между тем бабушка Пелагея, не то что преобразившаяся, а прямо-таки помолодевшая с появлением гостьи. — Выпей с устатку. Мы-то уже преславно хлебнули, закуси чем-нито. Вот огурчики малосоль- неньки, вот рыбка речная, вот картошечка жарена, правда, остывшая... Регина не жеманничала, с охотой подняла стопку («За тебя, Коля!»), с охотой же, красиво и легко выпила, с охотой стала есть все, что ни подворачивалось под руку. Потом отложила вилку, велела: — А теперь расскажи подробно, как оно все у тебя. Я рассказал. Регина тоже кое-что рассказала. Небрежно, коротко. В основном о работе. То и дело по-прежнему стреляя в Толяна глазами, в которых блазнилась мне какая-то непонятная подавленность, виноватость, тоска. Поднялась она уходить так же внезапно, как появилась. — Пора. — Я провожу, — не глядя на меня, подхватился Толян. Регина не возразила. Ушли. Но стука калитки я не услышал. И пять минут, и десять прошло — тишина. Странно все как-то... — Оне в нижних покоях. Теперича скоро дружочка не жди, — услышал я стран­ ный голос бабушки Пелагеи, о которой вроде забыл. Бабушка по-остяцки бесстрастно смотрела куда-то в пространство мимо меня. И, помолчав еще с минуту, добавила без выражения: — Сошлись бы да и жили, как люди, дакнет... Я встрепенулся. — И правда, что им мешает? — А гордость! — бабушка чуток оживилась, придвинулась даже ко мне. — Регинку ведь папенька с маменькой замуж выдавали. За своего. За этого самого... антеллигента. А Толька загулял тогда с девками так, что лишь стукоток по поселку стоял. Стадами они, лахудры, ходили сюды. Я одной говорю: «И чё ты с ним ло­ жишься в кровать? Все равно ведь он тебя не возьмет за себя». «А я знаю», — хохочет. «Дак кому ж ты потом... этакая... будешь нужна?» «А вот это не твово ума дело, бабуся». А другая, слышу, утром как-то ему говорит: «Наконец-то ты удов­ летворил мое любопытство!» О! Раньше просто не думали даже об этом. Просто женились, просто рожали детей, потому что положено, а теперь — любопы-ы- гство! Ладно... Регинка поздно ли, рано ли убежала от свово благоверного, наш своих девах разогнал. Но сколь уж лет с тех пор миновало, сколь воды в окиян утекло, а оне все тычут, все тычут друг дружку своими грехами, хоть и дня прожить вчуже не могут. Бабушкино сообщение кое-что объясняло, но, как всегда в нашей жизни, не все. «Ой, не все и не все!» — думал я, еще надеясь, что Толька вот-вот вернется. Он не спешил. Меня потянуло ко сну. НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН ПОСЛЕДНИЙ ЧАЛДОН