Сибирские огни № 5 - 2002

чок, какие-то странные блестящие щипцы, шприц, пузыречки, что-то еще, обернул­ ся ко мне: — Эй, нервоза! Ты по-прежнему крови боишься иль как? — Нет, уже не боюсь, — буркнул я, пока что смутно что понимая. — Тогда сиди, как сидел, — разрешил эскулап и стал набирать в шприц лекар­ ство. — Разевай пасть пошире! — скомандовал полуживому, выпучевшемуся Проньке, и не успел тот даже мявкнуть, всадил ему куда-то в глубину рта укол. Потом с небрежностью пояснил: — Подожди пять минут, анестезия сработает, и уберем твою гниль. От непривычности происходящего, от фантастичности ситуации я почувство­ вал, как у меня между лопаток заструился вниз ручеек. Глянул жалко на бабушку, но та была непроницаемо спокойна, как истукан. Видно, присутствовала при подобных действиях не впервые. — Ну? Вперед! — бодро произнес Анатолий, протягивая руку к щипцам. И тут стало темно. Не сразу я сообразил, что это погас электрический свет, что мы давно уж сидели при нем, так как было хоть и не очень поздно, но на улице нудил обложной дождь, а окна в старинных чалдонских домах для сохранения тепла никогда не рубились в полстены, как сейчас. Темнота после яркого света казалась кромешной, и бабушка снова повторила, с тем же прискорбием, что какое-то время назад: — Господи! А и не раньше, ни позже! — Лампу давай! — без напряжения в голосе перебил ее Анатолий. И когда допотопная семилинейка с начищенным до алмазного блеска стеклом была зажжена, велел тоном, не допускающим прекословия: — Николаша! Бери и свети. Да ближе, ближе к лицу! Меня слегка колотило, и желтые блики керосинки тоже тряслись, метались по стенам, по физиономиям Пронъки и Толи. — Возьми ее оберучь! — рявкнул Толька. Я не понял: — Что за оберучь? Это как, извини? —-Двумя руками, балда! — Ну, чалдонина желтопупый! — вырвалось у меня. — Раскопал словцо где-то в захолустных анналах. — Надо знать язык своих предков, литератор паршивый... Я не успел огрызнуться — прорезался голос у Проньки, укол, видимо, уже малость унял его боль. — Коля! — пискнул страдалец. — Коля, здорово! Лишь теперь и признал. — Ша! — осадил его Анатолий. — Паяльник свой, то есть ротик — р-р-раз! — чтобы от потолка и до полу. Вот-вот-вот... Молодец! — Х-хя-а-а! —-вырвался из Пронькиной утробы ни с чем не сравнимый кряк, и тут же стукнули о стол вместе с зубом сделавшие свое дело щипцы. И будто в насмешку, именно в эти секунды снова ярко вспыхнуло электриче­ ство. Никого это теперь не колыхнуло, даже меня. Со светом в поселке всегда было так. А годы, как известно, в нашей стране отродясь к лучшему ничего не меняют. Через какое-то время, когда бледный, но воспрявший духом Пронька ушел, мы продолжили наше «чайпитье» как ни в чем не бывало. И теперь уже не было между нами, между мною и Толькой, ни давешнего на­ пряжения, ни давешней отчужденности. Мы словно не расставались. Мы снова были как братья. Я опять по-юношески любил его и опять восторгался им искренне, само­ забвенно, до слез, им, моим по-прежнему единственным другом, который никогда в жизни за словом в карман не полезет и у которого никогда в жизни ничего не выпадет из его крепких ручищ. И все-таки то было чудо, чудо и чудо— Толька и врач! Я мог бы его представить всем, кем угодно, даже космонавтом, даже директором детского НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН Ш1ш ПОСЛЕДНИЙ ЧАЛДОН