Сибирские огни № 5 - 2002

спрятать — в них, в его по-восточному темных глазах, как в глазах ребенка, я видел безумную, шальную, почти вселенскую радость. — Да как тебе объяснить... ежели с толком и, учитывая современное мировое развитие...— начинал я, пытаясь ему подражать. — Понял, родимый,— перебивал он меня, поднимая вверх свою большую ла­ донь и тут же резко ее опуская. — А на нашу островную рыбалку не хошь? Для прочищения, так сказать, замусоренных глубокими мыслями мозгов?.. Карасище вымахал в лопату совковую! Жиру — как на очередном борове у нашего общего с тобою знакомого, хозяйственнейшего хохла Нечипоренко Григория Ермолаича... А, дорогой? — Для того и приехал. — Да что ты! Ну, тогда лады. Завтра по зорьке и двинем. Заодно и утченок попромышляем чуть-чуть. Подойдет? — Зачем так длинно, Петрович? Он нервно переступал на своих коротких, чуток кривоватых ногах, делал вздох и только теперь начинал смеяться весело и озорно, с простодушием говоря: — А для этикету. Для этикету, ха-ха... «Ничуть, стервец, не меняется, — всякий раз констатировал я. — Все такой же, как десять, как двадцать, как тридцать годочков назад. Если бы не усы, так бы и представлял, что мы с ним все еще где-то там, в далекой юности нашей». И виделись мне при этом, хоть и молниеносно, но живо, картинки из прошлого... * * * Глубокая осень, почти зима, на улице уже снег и изрядный морозец. А в нашей деревянной поселковой школе, в нашем 8 «а» классе, жарко натоплены печки, уют. Идет очередная перекличка, кои проводились у нас едва ли не пару раз в месяц. Он, Анатолий, лишь первый день как неизвестно откуда свалился, и поэтому все мы, три десятка парней и девчат, уже обтершихся и знающих друг о друге, с нетерпением ждем, когда очередь дойдет до смуглого новичка, остро зыркающего на незнакомцев с «Камчатки». А классная руководительница, милейшая, никогда не повышающая голос На­ дежда Васильевна Хатникова, не спеша ведет опрос по порядку, по алфавиту. Она приняла руководство классом только в этом году. Да и класс почти новый — больше половины в нем приезжих из окрестных сел и деревень, где лишь семилетки. — Бочкарев?..— вопрошает Надежда Васильевна. — Прокопий Иваныч! — вскакивает рыжий, юркий и звонкий, как сверчок, Проня и тараторит шаблонно: — Год рождения — одна тысяча девятьсот тридцать седьмой. Национальность — русский. Отец — погибший на фронте. Мать — рабо­ чая Кетского лесозавода... — Градиевская?.. — Регина Ивановна, — хлопает крышкой парты не по возрасту грудастая краса­ вица Регина, с толстой черной косой и огромными, выпуклыми— «коровьими», как скажет позже Толька, — глазищами. — Год рождения тот же самый. Естественно, русская. Родители — медики... — Нечипоренко?.. — Так Хрихорий Ермилович,— хрипит одутловатый, вечно испуганный, вечно что-то шарящий то в холщовой сумке, то в парте Гришаня. — Кажу тоже: стою же... Уроженец России. Батько— бригадир у колхозни. Мамо — свинофермою заправля­ ет. Покоряемо благословенну Сибирь... Родители ж с Харьковщины... Все обычно, все, как всегда, тускло до зубной ломоты. Наконец доходит очередь до Щелупанова Юрки, чья фамилия начертана в са­ мом низу журнальной страницы, и только после этого Надежда Васильевна устало взывает: НИКОЛАИ ВОЛОКИТИН ПОСЛЕДНИЙ ЧАЛДОН