Сибирские огни, 1927, № 6

Злость на брата крапивой жалила сердце Сидора; зубы почакивали: — Погоди, большевики вам пропишут... Сидору хотелось сейчас выйти вперед Колейкина, ударить себя кулаком по груди, голову гордо приподнять и крикнуть: — Я тоже большевик. Большевики лучше всех. Павел, расталкивая толпу, пробрался вперед, дрожащую руку с бумаж­ кой протянул Копейкину. — Опять с партиями... ум по партиям бегает,— хихикнул кто-то. Копейкин быстро пробежал глазами по бумажке и сжал ее в левой руке; возле глаз его еще гуще собрались хитрые тонкие складочки. Он посмотрел на толпу так же спокойно, как на гладкую поверхность озера в безветренную погоду, и поставил волнующий вопрос: — Вы, граждане, желаете, чтобы война продолжалась? Волна резких выкриков прокатилась по толпе, будто налетел неждан­ ный ураган. В шуме, напоминающем шум ледохода, Копейкин слышал звонкие голоса женщин: — Будь она проклята война эта самая! — Всех мужиков перебьют тамока... — Замиренье надо! — Сам, безбородый чорт, воюй, а наших мужиков домой вертайте. Акинюшка, потряхивая клинообразной, как у козла, бородкой, поднялся на ступеньку и воющим голоском крикнул, распевая гласные: — Слу-уша-айте-е, ста-ари-ики-и! За-а все-ех ска-а-жу-у! Толпа замолкла. Десятки глаз уставились в рыжую с проседью бороду старика. — Будет! повоевали! Ежели замиренья не будет— все с голоду сдохнем, голышем ходить будем. Кто сеять будет? У меня двух сынов убили, а третий— в плен попал... — Большевики-жидишки товар разграбили,—одинокий голос пронесся над толпой. Его не слушали. Акинюшка закончил свою речь, покачивая головой: — Замиренье беспременно давайте. Мужиков домой отпускайте! И толпа опять недружно, но настойчиво закричала: — Правильно! Замиренье давай. Когда шум ослабел, Копейкин крикнул: — Если так, то все вы—большевики,—На минуту замолчал и посмотрел на недоумевающую толпу.—Да, да. Раз вы требуете замиренья, раз вам нужно мужьев и сыновей домой— вы большевики. Я тоже, как и вы, стою за мир. Я—большевик. Люди молча переглядывались, пожимали плечами. Копейкин развернул бумажку, поданную Павлом, и прочитал четвертую страничку от того места, где кончались поклоны. Когда, свернув письмо, молча подал его Павлу, жен­ ский голос прозвенел: — Григорий Павлович за большевиков, и мы за большевиков. — Правильно!—прогремела толпа. — За большаков и бумажки подавать надо. Акинюшка теребил рукав Копейкина: — Мил человек, расскажи побольше про болъшевиков-то. — А старосту большевики поставят?—спрашивал старичек, часто ми­ гая мышиными глазками и постукивая костылем по земле. Копейкин разгладил усы кулаком, ближе к толпе подошел и, отсекая слова большим черным кулаком, рассказывал о большевиках, о Ленине.