Сибирские огни, 1927, № 6
— Кто-то должен быть,—хрипел Акинюшка.— Без царя нельзя. Возь мем хоть домашность: без хозяина и дом сирота. — Пошто он отрекся-то? — В монастырь ладит уйти, грехи наши замаливать.— Акинюшка го ворил тоном хорошо осведомленного человека. — Ай-ай-ай! Грехи замаливать? Вот мученик-то! — С нашим братом, дураками, рази управишься,—продолжал Аки нюшка, забегая вперед и заглядывая в лицо Павла.— Не слушаем мы. Вот он и вздумал уйти, пусть, говорит, без меня на кулак соплей помотают. — Так и надо нашему брату,-—Павел тер белую бороденку.—Хы! Стра далец царь-то, я говорю, страдалец. Около серенькой крышки, под которой висели весы, стоял стол. От церкви тянулась черная лента людей. Впереди желтой кляксой плыл по снегу лоп. Над обнаженными головами стариков болтались хоругви. Шествие остановилось у крышки. Помахивая серой бумажкой, Федор поднялся на стол. — Вот старшина дал мне прочитать... Ночью привезли... Царь отрекся от престола... По окончании молебна Николай Васильевич говорил, пошевеливая мед ную бляху на груди: — Смена полагается. Выбирайте теперь, старики, не старшину, а ко митет, как в бумагах сказано. Кто-то крикнул из толпы: — Ты не царь—послужишь. — Послужит!— посыпались возгласы со всех сторон,—Выбрать еще Фе дора Санарова да учителя Лариона Микитича, и все тут. До полудня не расходились люди. Похлопывая застывшими коженками, обсуждали необыкновенное событие. II. За пригоном Анфима—обширная засека. Предрассветный холодок поло жил на кудрявые березы белую хвою инея. Катерина смотрела в окно. — Ишь, как баско разукрасило! Урожайный год будет— куржака много. Молчаливые деревья стояли неподвижно. Катерина была довольна собой и весела. По двору проходила с ведром пойла Феклисга. Маленькая фигурка ее казалась кособокой, а застывший хвост юбки тащился по снегу, — Гнида проклятая!— верхняя губа Катерины дернулась.—Пропасти нет ей! Под крышей Анфим остановил сноху. Поглаживая коженкой серую, как хвост белой лошади, бороду, рассказывал что-то. — Старый хрыч! Погоди, я те...— Катерина погрозила ему кулаком. О Сидоре она не думала теперь. Много людей убивают на фронте, мож быть, Сидор и не вернется. Рыжая лошаденка Кондрахи остановилась около засеки. Застучал топор. Мужик в рваном шабуришке спросил: — Ты чо делаешь? — А лес, паря, рублю. — А разве можно? — А чо, паря, царя нет—острога нет, а в каталажку посадят—отсижу. На звук топоров бежали из соседних притонов мужики.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2