Сибирские огни, 1927, № 6
Полная луна смотрела сквозь серую занавеску снежных лопухов и узорчатые от мороза стекла окон,—лиловый луч ее слабо освещал лицо жен щины. Федор, тяжело дыша, отодвигался от нее, долго и пристально смотрел полными любовного блеска глазами и жадно целовал черную и круглую, как зернышко капустное, родинку на левой щеке. Мягкие половики глушили легкие крадущиеся шаги. Федор и Катерина не слышали их. Белая фигура старика остановилась в дверях. Он два раза громко кашлянул и шагнул к кровати. — Бесстыдники!—старческий голос хрипом подернулся. Федор спрыгнул с кровати и выпрямился перед стариком; углы губ его опустились, между бровями легли две морщинки, а голубые глаза покрылись густой сетью кровавых жилочек. — Отец! Не заводи греха,— глянул сверху вниз, сжатые кулаки держал на уровне груди. Катерина как-то боком сползла с кровати, оправила измятую юбку и вышла из горницы. Анфим Лукич заикался: — Гы... хы... ы...—из глаз его выкатились две крупных слезинки. Старик пятился к двери; махнул крестом двухперстным: — Дьявол... Будь проклят! Предутреннюю тишину встревожил неожиданный колокольный звон. Анфим Лукич бегал по своей боковушке от стены к стене. — Господи Исусе... Егорий милостивый... Несчастье стряслось. Пожар. Звонят. Медный колокол пел неудержимо и многозначительно, сзывая людей. Федор выбежал на улицу. Зарева не было видно. Он крикнул человеку, стоявшему у соседних ворот: — Где горит? — Нигде не горит. Я на крышу лазил: не видно,—кричал Павел Евдо кимович. — Не к добру. Говорят, что к несчастью сам колокол звонит. Шло тревожное утро. Люди пробегали по улице, громко расспрашивая друг друга о причинах звона. Федор шел к Николаю Васильевичу, волостному старшине. — Несчастье постигло царство наше: государь отказался управлять на ми. Вот каки мы люди— управлять отказался!— Николай Васильевич поднял толстый палец и минуту держал его против носа. Длинные и седые ресницы его хлупали тяжело, голос изменился, будто выпил он после жаркой бани два ковша кваса со льдом. Он подал Федору се рую бумагу, валявшуюся на столе. Руки его опустились, как плети. Качал отя желевшей головой. — Чо будет?.. Федор рассмеялся и ударил Николая Васильевича по коленку: — Горевать не о чем, Николай Васильевич, выберем вас председателем комитета, и дело пойдет. Старшина часто мигал и ничего непонимающими глазами смотрел на Санарова. Голубое утро разбрасывало светлые лучи по белым крышам домов. Фе дор и Николай Васильевич шли к базарной площади, в конце которой стояла церковь. Позади их, бороздя снег огромными пимами, брел Павел Евдокимович и рядом с ним—сосед Акинюшка. Федор, освободив ухо из-под шапки, под слушивал их разговор. — Кто же будет царем-то сейчас?— спрашивал Павел.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2