Сибирские огни, 1927, № 6

«Я молчал, и в груди моей кипело, как бы варили в ней из тухлого мяса и перца щи. И не знал я, что «смазные сапоги имеющий» лежит тут, побли­ зости и слушает, как я уговариваю его паву, и дрожит мелкой дрожью от рев­ ности и злобы, выбирая удобный момент, чтоб выскочить и биться за свои права. «— Уходил бы ты, Ильк,—уговаривала и беспокойно вертелась девка— беды с тобой наживешь. Придет мой-то, увидит тебя— прибьет, а то с работы сгонит. Весь, ведь, ты у «его в руках, наказанье мое... «Я заскрипел зубами так явственно, что Лизка шарахнулась от меня и чуть было не соскользнула с обрыва. Плахой поблизости ударила какая-то большая рыба, взбаламутив застывшую гладь реки. «Смазные сапоги имею­ щий» вскочил и, набрав в грудь воздуху, пустил погулять по лесу высокий и нахальный свой голос: «— Ли-изка-а... О-го-го-го... «— Идет!—взвизгнула девка и шарахнулась от меня, но я успел ее ухватить за широкий и вышитый рукав: «— Не пущу! Задушу лучше! Неужели тощая его рожа тебе люба?.. «— А у тебя рожа какая, большеголовый чорт!—вырывалась она,— что­ бы глаза мои тебя больше не видали!.. Пусти!.. «В то время враг мой ринулся на меня, заорал, и два тела, сплетшись в одно, покатились под ноги Лизке. Хрястнул по горячему и мягкому мой здо­ ровый кулак, «со смазными» акнул и ослабил руки. Его нога зацарапала по земле, я понатужился, и тщедушное тело, обессилев, рухнуло под обрыв. Звякнули брызги внизу, по реке покатился крик. Я отряхнулся и уставился на плачущую и злобную Лизку. Она, растрепав косы, грозила мне маленьким ку­ лачком и топала да меня ногой. Тогда я почувствовал, что оборвалось мое сердце... Тихонько отошел я с того места и так проходил всю ночь... «Домой я вернулся лишь утром. Хотел скот выгонять, но только открыл ворота, как увидел врага своего, который, развесив на частоколе промокшую и грязную одежду, сушил ее на горячем солнце. «Он завыл и кинулся в дом. Оттуда вскоре показался его папаша, а мой—разлюбезный хозяин, Ларион Евграфыч. Я поклонился ему, как ни в чем не бывало, беру в руки большую березовую орясину и так стою. И тот стоит... Но выходит в то время жена его, а врагу моему—мать—и ки­ дается на меня со скалкой, как на бешеную собаку. «— Духу чтоб твоего в моей избе не было!— кричит,—убирайся откуда пришел, а за барахлом своим мать присылай... «— Спасибо, говорю, тетка, на добром слове. Не прогневайтесь за ра­ боту мою у вас,—поклонился еще и подался напрямик в сельсовет, который находился как раз напротив, чтобы стребовать полагаемый мне с хозяина расчет. «Следом за мной на улицу вышел улыбающийся и довольный врат-. Я взглянул на него и увидел, как топорщатся и золотятся на солнышке его ры­ жие усы» (Илька оторвал от листков глаза и низринул их в глубину толпы), по которым теперь каждый из вас, товарищи, может легко догадаться, кто же был этот счастливый и победоносный враг, имеющий новые смазные сапоги и происходящий из кулацкого рода. Враг этот, вон он сидит!— вторично ука­ зал пальцем Илька.—Его фамилия Кошкин, а что было потом с ним, послу­ шайте дальше... «У Кошкиных в тот день разгуделась попойка. Евграф Ларионыч сидел в переднем углу под богами, пил самогон и наплетал на раболепных слушате­ лей кулацкую несказанную сеть. Он говорил: