Сибирские огни, 1927, № 6

«Весна в тот год дружно опрокинулась на землю оживляющим своим теплом. Ветры прошли по долам и будто слизали в какой-нибудь день все се­ ребряное одеяние зимы . Люблю я словами такими писать (уж вы мне это простите), так же люблю наблюдать, как из черной земли произрастает на бугорочках трава и как утром пустые, а к вечеру уже зеленеют первым пуш­ ком разбуженные весной березы. «Пришла на поля, в леса и долины пасха в галошах и смазных сапогах, а за нею— троица в расцвеченном платье. В волосы цветов на­ плела, затрясла крутым задом в неистовстве, цветную рубаху похмельная грудь расперла. Встречали троицу петушиные горлы, птицы ей многими го­ лосами славу пели, парни да девки навстречу высыпали с гармонями, бубнами, криками, молодым весельем, а старые мужики чинно уселись на бревнышках и долгими разговорами о севе, о выгонах коротали взбесившийся от солнца день». Тут Илька проверил глазами толпу и, почуяв ее настороженность, на­ клонился всем корпусом вперед и, повысив голос, продолжал свое заявление читать дальше: * «...И вот в эту из весен, самую проказливую весну, коснулась и меня, товарищи, любовь, которой, однако, не суждено было сбыться. «Сила великая в то время обуяла землю, и все живущее на ней, как чело­ век, как зверь или птица, искали причин, чтоб любить и, полюбив, забрюха­ теть, произрастать, лезть кверху, в наши разголубые и огромные небеса. «Так и я, товарищи, приударил за той ли раскрасивой девчонкой Лизут- кой, у которой висела в те годы тяжелая коса и горело румянцем лицо так, что хоть в набат ударяй, а то страшно—сгорит... Но она—пава лесная1-—хо­ дила кругом меня, вилась, как пчелка, но в руки ни-ни, потому что люб ей был, да не я—смазньге сапоги да галоши в ту пору прищемили девку. Ну, а ка­ кие же смазные сапоги у батрака?.. «...И вот помню, товарищи, обрыв— кругом от берез и мелких сосенок черным-черно, а под обрывом— вода. То река пламенела в вечерних несусвет­ ных зорях, и над этой рекой пламенела .моя любовь, потому что рядом со мной на обрыве сидела Лизутка. «— Милая моя барышня,—приставал я к девке,— неужели тебе дорог не человек, а суета земная? Ведь не с сапогом тебе жить, а с человеком... «Но девка поводила плечом, которое в то время было дороже мне мате­ ри родной, и, смеясь, говорила: «— Человек нужен и при человеке чтоб было что... Кусать человеку надо. Дохнуть с тобой от голода я не согласна. «Конечно!—был я батрак и, кроме босоногой семьи, ничего не имел. Но сердцу про то не расскажешь, сердцу своя нужна пища, сердце мое просило'. «— Полно, Лизынька, проживем... Не подохнем. Лучше я сам себя в яму закопаю, чем тебя голодать допущу. «— Надежда на то небольшая. Все вы, пока женихаетесь, про то поете. А потом... «— Значит, не хочешь гулять со мной, Лиз?.. «— Не хочу... «Жестокая и великолепная, она, звеня голосом, запевала песню и пово­ дила круглым, горячим плечом: Не хочу я тя любить. Целовать не буду— Я другого размиленочка Кудрявого голублю...