Сибирские огни, 1927, № 6

— Жили люди—теперь нет их. Река унесла, стихия... Говорили, что мрут за святое дело. Мы умрем— про мае тоже какой-нибудь скажет:—спаси­ бо им... умерли... Но, ведь, и сам он помрет, и тоже за какое-нибудь дело. И еще... И еще... Так когда конец тому будет?.. Будет ли конец-то?.. Я ду­ маю так, что никогда человек сам себе итогов не подведет. Так и будет итти, пока его вместе со всей планетой не стукнет какой-нибудь небесный болван Тогда— точка... Тогда— окончательная тьма. Кто его знает, тогда что будет!.. Он уперся пенсне прямо в лоб комсомольцу, но тот окончательно за­ тосковал от такой философии, глаза его налились кровью, и синие жилы за­ ходили на лбу. — Невразумительное вы говорите, товарищ командир,—свирепо заявил он, и, как на пружине, вскочил с места.— Беллетристика у вас одна, а не точка. Забыли вы, товарищ Илька, что вам придется на собрании тяжелый от­ вет перед нами держать. Ведь и вас могут под суд замести. Лучше пойдемте... Он дал Ильке руку и еще угрюмее заворчал: — Лучше бы вовсе не ходить мне с вами. Курить от таких разговоров неохота... Такие вы турусы развели... Коська стряхнул сор с шинели и, не глядя на Ильку, решительно двинул­ ся по дороге. Отделком еле догнал его и, когда пошел рядом, с необыкновен­ ной серьезностью взял Коську за плечо: — Ты это правильно, парень, сказал,—'виноватым голосом заявил Илька.— Философствовать нам пока действительно ни к чему. Лучше—де­ лать. Правильно!... Это на меня такой стих после газовой ржавчины нашел. Да и деревня, видно, сказалась. Крепко, парень, она во мне матушка сидит. Не сразу выбьешь... Коська, наблюдая за ним вбок, заметил, как весь точно переродился отделком, стряхнул с себя чуждую Коське давешнюю личину, и вновь рядом с Коськой вышагивал знакомый командир, и напирала вперед его большелобая голова, а стекла пенсне зеленовато блестели. — Вот так-то будет лучше!—весело крикнул Коська и почувствовал с огромным удовлетворением, что он нашел свою линию и на этот раз пере­ борол Ильку. Вечером, на ротном собрании, на котором присутствовал комиссар и все батальонное начальство, а также красноармейцы из других рот (об утреннем событии к тому времени узнал весь полк), Сенька с вялым упорством пробовал оправдаться: — Я ходил к Ильке... Давай, говорю, помиримся, нам надо в мире жить. Ну, а он не хотел и лаял меня всяко... Так я что?— зад ему должен лизать?.. Не должен... — А маску зачем проколол?— кричали ему из толпы, несмотря на от- чаяные жесты председательствовавшего политрука. — Маску я не колол,— твердил никло Сенька. — А игла!.. Откуда игла взялась?.. — Почему игла к дырке подходит?.. Твоя игла!.. — Не мели муку, друг, крупчатки все равно не получишь. Коська видел тебя с иглой, да и маска вчера хорошая была—в ней химики в газ ходили... Чего зря катушки разматывать? Не проведешь... Тогда, сухой и высокий, со своего места поднялся комиссар, и на толпу нахлынула настороженная тишина. За окнами лил дождь и зияла тьма. Капли резко барабанили в стекла и так же резко покатились в толпу слова: — Страшна не маска, товарищи, а страшно то, как до маски дошли...