Сибирские огни, 1927, № 6
— Он гад. Собака, а не командир. Я его знаю, и в школе ему не бывать. Раньше в деревне я его на порог к себе не пускал. Мы ведь из одного места с ним происходим. А здесь, поди ты, командир, тянуться перед собой велит, чорт... Бойцы доверяли сверлящему авторитету Сенькиных глаз и чуть не каждый день устраивали над командиром какую-нибудь злодейскую штуку. То команду его передразнят, то при ротном отговариваются незнанием самых простейших вещей, а раз даже дошли до такого дела, что подлили в Илькину винтовку соленого раствора, винтовка в одну ночь заржавела, и отделкому пришлось несколько дней под ряд в свободные часы только тем и заниматься, что насмаливать в стволе винтовки маслом. — Раз коммунисту командир не гож,—оправдывали себя бойцы,—то нам, беспартийной кобылке, и тем паче... На такое печальное положение обратил, в конце-концов, внимание по литрук. Он выстроил отделение перед нарами, которые оно занимало, обошел всех с фланга и до фланга и сказал грубоватым, но дружеским тоном, кото рый во всем батальоне вызывал к политруку необычайные симпатии бойцов: — Что же вы, меренье с яйцами, над командиром своим творите? Да он кто вам—товарищ или нет? Вы чего добиваетесь?.. Как бы худа, смотрите, не случилось... — Наябедничал он вам, поди,—сердито и язвительно поинтересовался Сенька и подмигнул многозначительно бойцам. Политрук вскипел: — Никакой чорт мне не ябедничал! Я сам разве не вижу, что у вас в отделении творится? Глаз у меня нет?.. Не забывайтесь, товарищ Кошкин, это вас ближе всего касается. С вас больше, чем с кого, спросим... Сенька сразу сник и поблек, даже посерел весь и заскрипел зубами. А бойцы почувствовали от этих политруковых слов большое смущение и уда лились в курилку, чтобы посоветоваться, как быть. — Политрук, он, конечно, по положению,— оправившись, старался ободрить товарищей Сенька,—другого он и говорить не может. А потом ему что? Небось, к нему не придерешься. Сокровище-то наше небось перед ним во как, на цыпочках ходит. Юлой юлит. . — И не ври!—вступился за Ильку возмущенный таким явным враньем Каменек.—Не сам ли политрук сейчас сказал, что Илька жалиться не вы носит. Сказал? А во втором отделении как?—Там, что ни промах у ребят, то рапорт по начальству. Врал бы ты, парень, да не завирался... — Правильно,—нерешительно поддакнул кто-то из бойцов,—об этом чего зря болтать. Илька, он на тот счет... Нет уж, чего там! Но Кошкин не отступался и по пальцам пересчитывал грехи отделкома: — Придира—раз, зазнай—два, о людях своих не заботится—три... — Репей ты—четыре,—в такт Сеньке сосчитал Коська и рассмешил всех ребят.—Вы его— такого духа, тоже не слушайте. Заноза такая, что куда там Илька.— Кому хошь не подгадит... — И это верно,— поддакнули бойцы, и Сенька почуял, что решение от деления складывается не в его пользу. Дни шли. Для Ильки наступило затишье. Шуточки и насмешки над ним как рукой сняло. Казалось бы, работать теперь, но... события развернулись совсем по-иному и с такой быстротой, что никто и понять хорошенько не успел, как все это так ловко вышло. Все эти дни отделение старалось во весь дух и не только не отставало от других, но даже вызывало одобрение баталь онного начальства. Илька цвел и распутывал перед внимательными бойцами целые клубки самых подробнейших раз’яснекий о газах, сравниваемых от- делкомом со ржей.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2