Сибирские огни, 1927, № 6
же насчет шляпки: буржуазная выдумка. Сверху мило, снизу гнило. То ли дело мое эолотце, достопримечательная Лизавета Миколаевна, потомственная почетная пролетарка от кухонной плиты! Сытно, мягко, без никаких по следствий. Пашка был зол. — Как пройдет,— на фронт поеду белофинскую стерлядь глушить. Ух, и задам же! По фронту тосковали многие. Давно ли, голосуя ночами, уходили с про клятиями! Но вот преображенный, он вновь манил нас своими тревогами и радостями громоподобных битв. Нас охватывал порой жар великолепных схваток, мы бредили ими, как в тифу. В предпасхальные дни эта тоска стала глуше. На повестку дня встало урчание желудков: увеличат или нет паек? Будут куличи и пасха? — Я знаю, братцы,—убежденно говорил красноармеец третьей роты Баситенок Адриан, длинный и не худой сам, но с впалыми щеками и узкой грудью,— к пасхе выдадут по куличу и творожнице, сахару добавок будет. Вы мне, братцы, уж за творожницу два куличика дайте, а третий за сахарок.. Баситенка прозвали дедом-хлебоедом. Он все продукты обменивал на хлеб, покупал молоко, и, забравшись с ногами на койку, крошил в котелок хлеб, заливал молоком, мешал все это и потом жадно и болезненно ел эту тюрю. Хлебомания в предпасхальные дни у него обострилась. Он стал воро вать хлеб, прятать его под матрац, днем уже не ел, а пиршествовал ночью, вздрагивая и пряча котелок под подушку при каждом шорохе. За два дня до пасхи он шептал всем на ухо: — Говорят, в других частях на пасху хлеба увеличат на три фунта, приказ есть, у нас скрывают. От Баситенка, от его шепотков отмахивались, как от назойливой мош кары, но крупинка подозрения все ж разбухла в полуголодных желудках бы стро. Не веря Баситенку, некоторые усумнились, почему бы и не так в самом деле, ведь пасха? Желудки уверились, что с праздничным пайком дело нечистое. В суб боту проснулись злые, словно кто-то всех обманул. Куница, по своей привычке относиться ко всему критически и фило софски, рассуждал: — Возьми ты нас за рупь, за двадцать! Триппера имеем, а хуже ребят. Чуть что— сейчас же взлохматимся, в пузырь, и под стол пешком лезем. То не голодали, а тут в три дня изголодались, как вши в брошенном окопе. Вы ходит, что нам нужно каждую неделю революцию совершать, без этого мы себя не узнаем. Эх, ма, хоть бы финляшек, в самом деле, вздыбить на рево люцию! После чая пристали к взводному и ротному: — Паек завтра какой будет? Баситенка утром отправили в лазарет, он об'елся ночью своей тюри. В казарме вызревал скандал, а за окнами нежилась петроградская весна, шедшая к белым ночам. * * * К одиннадцати часам— к разводу караулов— в третьей роте, из кото рой должны были быть выделены наряды, уже забуранил озлобленный галдеж; крепчал мат. Пашка Тужиков, придя из околодка, сообщил нам: — В наряд не хотят итти, язви их!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2