Сибирские огни, 1927, № 6
СТЕКАЧОВА П. Ф.—Вчера и сегодня я думала об этой книжке. Совесть забли- чает от ней. ШИТИКОВА М. М.—Книга гласит к тому, что скверно было. Надо было жить лучше. Старая власть издевалась над людьми. Надо ее гнать. СТЕКАЧОВ Т. В.—Изобразил он тут старинных бюрократов, которые людей за людей не считали. КОРЛЯКОВ И. Ф.—А я еще и такой смысл тут нахожу: люди страдают много и напрасно. БЛИНОВ Е. С.—По-моему, вот что говорит Под’ячев: только из страдальцев на стоящие люди выходят. Остальные—дрянь, труха. ТИТОВА А. И.—Хоть усмехнешься где от чтения, а обидно, горько тебе. СТЕКАЧОВ И. А.—Всех этих жуликов и проходимцев, которых описал Под’ячев, можно было бы выучить тогда работать, чтобы они пользу приносили. Да не надо было этого буржуазии и царю. ЗУБКОВ П. С.—Значит, Под’ячев и подгонял к тому, что, дескать, нужен рево люционный переворот. В жизни не было радости. Страдали те, кого били, и те, кто бил. Надо было жить как-то лучше, иначе, чтобы радость всем была. Вот к чему тут понятие идет. ОБЩЕЕ МНЕНИЕ. Повесть бичует царизм и зверское отношение царских при хлебателей к падшему, несчастному человеку; зовет к революции и будит желание новой светлой жизни. Она—желаннейшая книга в крестьянской читальне. Ее нужно показать с экрана. И скорее. ПРИМЕЧАНИЕ. Ярые защитники теории чистого, самодовлеющего искусства, эстетствующие критики и писатели, слышал я, крестят С. Под’ячева именем «не дур ного» деревенского бытовика, не имеющего будто бы выдающегося места в современ ной русской художественной литературе. Совершенно обратное думают о Под’ячеве деревенские культурники и сами крестьяне... Мы измеряем достоинство каждого писателя незамысловатой меркой: степенью его полезности трудящимся массам. С этой точки зрения многие современные рус ские писатели «ультра-эстеты» являют собою для масс величину плачевную, нулевую, а сочинения Под’ячева—огромную гору, наполненную неисчерпаемыми драгоценными залежами. В одном из участков этой горы—в повести «По этапу»—крестьяне добыли завидный клад. Каков же он по нашим записям? Образы и сцены повести крепко вошли в крестьянские головы. Крестьянская мысль свободно проникла к тайникам основных общественно-политических вопросов. Она осознала, что царский режим калечил здоровых, порой талантливых людей, валил на них неисчислимые и ничем неоправданные страдания и лишения, что этот адский режим нужно было разрушить революцией. Тупые и бессмысленные людские страдания, безыскусственно и пугающе начер танные мудрым, кровоточащим пером Под’ячева, возвели крестьянскую мысль и на высоты большой, общечеловеческой философии. Е. С. Блинов говорит: «Только из страдальцев настоящие люди выходят». А П. С. Зубков добавляет: «В жизни не было радости. Страдали те, кого били и те, кто бил. Надо было жить лучше, иначе, чтобы радость всем была»... Сочувствие героям «По этапу» сорвало с крестьянских сердец по нескольку сор ных травинок, подогрело, и, несомненно, еще немножко очеловечило их. Какие современные русские писатели сверх-эстеты и заумники дают крестьян ству такую обильную духовную пищу, как Под’ячев? Вяч. Шишков.— «Диво дивное». (Сборник). (Чи т. с 22 по 26 янв. 27 г.). НОСОВА А. С.—«Настюха»—правдоподобна. Так может быть. ЗУБКОВ П. С.—Бывает так, наверно, но я не видывал. А «Эшалон»—верная штука. Так бывает, видал я. КОРЛЯКОВ И. Ф. Слишком преувеличено в «Эшелоне» все. Спросить наших женщин: могут они так бежать за солдатами, как у Шишкова изображено? ШИТИКОВ Д. С.—У нас красноармейцев не было. Не знают этого наши бабы. ЗУБКОВ М. А.—Ничего это не значит, что с десяток баб убегут за солдатами за чужими. Бегают—мое почтение! Может это быть. СТЕКАЧОВ И. А.—Нет, так в вагон баб не таскают, как у Шишкова. Не верно. ШУЛЬГИН Т. И. (Возражает)—Еще под задницу коленом суют. Да еще как! ЗУБКОВ П. С.—В Ново-Николаевске я видал: австрийцев провожали. Бабы по душки тащили за ними, горшки, варенье, кошек и всякую пакость. Хоть куда за ними лерлись. БЛИНОВ Е. С.—Верю во все, что написано.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2